Начало этой безумной осени, Слава каждый день страдал, вспоминая о юной Леночке из соседнего двора, с которой расстался на днях. Все лето он пытался с ней познакомиться, а когда все-таки это случилось, девушка его проигнорировала, и не стала с ним встречаться.
Еще весной в марте месяце этого года, его лучший друг Димон, как то заходил к нему в гости с одной девушкой по имени Мила. Но Славику это очень не понравилось тогда. Сейчас же, когда у него ничего не вышло с Леночкой, которую он безумно любил, он вспомнил тот случай по весне.
Все это лето его лучший друг Димон, внушал Славику:
- Слава послушай меня, эта Мила, с которой я к тебе как то приходил в гости и хотел знакомить, просто идеально тебе подойдет, она такая же, у вас все будет в шоколаде!!!
Но Слава всегда отвечал ему:
- Ну, какая Мила еще, ты ведь знаешь, я полюбил Лену из соседнего двора, про которую все время тебе говорю!
- Да наплюй ты на эту Лену, она все ровно тебе не подойдет, слушай лучше меня!
Но, тем не менее, Слава поинтересовался:
- А кстати эта Мила жрать умеет готовить, не знаешь?
- Должна уметь! – ответил Димон.
Славик вспомнил тот день, когда Димон вместе с Милой приходили к нему в гости по весне. Мила была ничего такая, миленькая брюнеточка лет 20, но чем-то не понравилась ему совсем.
В один из дней начала октября, Слава сидел дома один, скучал безумно. Вдруг в дверь позвонили, он не мог поверить своим глаза, на пороге стоял друг с двумя хорошенькими девушками.
- Привет Слава!
- Привет Димон!
- Смотри, каких девчонок-красавиц я привел, ее зовут Анюта - он показал на одну девушку.
- А эту красавицу ты уже знаешь, ее зовут Мила.
Мила немного изменилась, с тех пор как она приходила в первый раз весной, она поменяла прическу и смотрелась эффектно. Слава пригласил гостей к себе в маленькую комнату:
- Проходите, пожалуйста!
Милочка, как только зашла в комнату, стала ее разглядывать, она очень внимательно ее изучала. Анюта очень стеснялась, а Димон не терялся и занимался ею, так как Анюта ему очень нравилась.
Милочка, внимательно изучив комнату, стала осыпать Славу вопросами:
- Слава, а ты где учился, не в 273 школе?
- Да, было дело!
- Просто я тебя вспомнила по школе!
- Да и я тебя Мила помню!
- А чем ты сейчас занимаешься?
- Да работаю токарем, недавно 4 разряд получил!
- Работа нравится?
- Да так, зарплата пока не очень!
- Увлекаешься чем то?
- Да пишу стихи, люблю писать!!!
- Можешь почитать мне?
- Запросто!
Пока Слава читал стихи Миле, Димон в это время лапал ее подругу на диване, а Анюта ломалась, давала понять, что ничего не получится.
Когда Славик прочитал свои любимые стихи, которые посвящал девушке из соседнего двора, Милочка приоткрыла занавеску в его комнате и посмотрела в окно в соседский двор.
- Ты это сочинил девушке, которую до сих пор любишь?
- Да, это стихи девушке, которую люблю!
- А я вот в любовь не верю!
- А почему такой пессимизм Мила?
- Не знаю, мне кажется, ее нет просто!
- А как же творение великих писателей мира, которые воспевали любовь?
- Кого ты имеешь в виду, и какое произведение? – спросила Мила.
- Ну, хотя бы Шекспира « Ромео и Джульетта».
- А ты думаешь, они существовали на самом деле эти герои Ромео с Джульеттой?- спросила Мила.
- Не могу утверждать точно, но возможно существовали, по крайней мере, я в это верю!
- А я вот нет, уже не верю!
- И зря не веришь Мила!
Мила вдруг решила перевести разговор на другую тему:
- А почему у тебя такая странная кличка?
- Мне ее дали дураки, которые плохо меня знают!
Тут же Димон возразил:
- Это что, я тебя не знаю?
- Нет, просто мне не нравится это прозвище!
- Ну ладно если хочешь, не буду тебя так больше называть!
Милочка Славе понравилась еще больше сейчас, ее ножки, не давали покоя юному графоману, а ажурные темные колготки, которые она одела, сводили с ума, будущего поэта. Она показывала и дразнила ножками очень хорошо. Милочка отошла от окна и присела на любимое кресло Славика. Она слегка обнажила свои ляжки, сидя на кресле, завлекая его. Славик был доволен как никогда, он рассматривал ножки Милы, и стал забывать про Леночку из соседнего двора. Тут Димон предложил:
- Давайте сыграем в карты, в подкидного, Слава принеси, пожалуйста, карты!
Славик достал колоду карт, и девушки с удовольствием принялись играть с молодыми людьми, слабее всех играла Анюта, так как раньше в карты не играла совсем, Димон всю игру ей подсказывал, а Милочка наоборот играла очень хорошо. Когда они закончили, Мила стала рассматривать школьный секретер, и полки с книгами в комнате Славы, она спросила:
- Ты все это прочитал?
- Да!
- Много читаешь?
- Есть такое!
- И музыку я смотрю, тоже любишь? Вон, сколько у тебя аудиокассет!
- Конечно, люблю!
- А что нравится больше всего?
- Сейчас Бетховен нравится мне очень!
- А я вот классику не слушаю, зато мне нравится балет Щелкунчик Чайковского очень, можешь поставить Бетховена, я бы послушала?
Слава достал с полки аудиокассету с записью Бетховена, 9 симфонию и поставил ее для Милочки, она очень внимательно слушала. В это время Анюта увидела гитару на стене и спросила:
- Слава, а ты умеешь играть на гитаре?
- Да знаю пару аккордов!
Димон сидел рядом и возразил:
- Да не умеет он, вот я немного учился играть, когда еще в школе был!
Время было уже позднее, и девушки начали собираться домой.
- Нам наверно пора - сказала Мила и посмотрела на Анюту.
- Да нам пора – согласилась Анюта.
Димон от нее не отходил не на шаг, и весь вечер ее домогался и повел ее провожать домой. Милочка уходить особо и не спешила, поэтому, как только Славик проводил гостей, она осталась с ним наедине. Мила выглядела шикарно, Славик почувствовал шевеление в штанах.
- Я пришла к тебе Слава не просто так, ты ведь сам понимаешь! Почему ты робеешь?
Славик неожидал, что Мила начнет с самого главного.
- Скажи, ты хочешь меня? – спросила она.
- Да я хочу тебя!
- Тогда пощупай, потрогай меня здесь!
Она взяла руку Славы, и положила себе между ног, и Слава нащупал ее там.
- Тебе нравится? - вновь спросила она.
- Да, очень!!!
Потом она взяла другую руку и положила к себе на грудь, Славик мял ее грудь, и почувствовал, как бьется сердце красавицы, и как встал у него на Милу. Мила принялась сама раздеваться, она сняла свою прозрачную кофточку, спустила вниз юбчонку и стояла перед ним полуобнаженная.
- Поцелуй меня, пожалуйста! - сказала она.
Славик поцеловал ее в шею, затем в губы. Она расстегнула лифчик, и сняла колготки, а Слава стянул с нее трусики. Голая она стала еще прекраснее, как никогда прежде, ее груди 3 размера с темными большими сосками, очень нравились молодому человеку. Он стал их покрывать поцелуями, потом все ниже, и дошел до промежности, и целовал там. Затем целовал ее бедра, ножки, и пальчики на ногах Милочки.
Девушка стояла голая среди комнаты, и желала секса, ее соски затвердели, пизда стала влажной, а молодой любовник продолжал ласкать и целовать ее, красавица похлипывала от удовольствия.
Она чувствовала себя королевой, стала еще женственнее, от прикосновений и ласк.
- Я очень хочу, я для этого и пришла, люби меня Слава, но не подумай обо мне ничего плохого только.
Слава завалил девушку на диван, раздвинул ноги красавице, и вставил, ее тело было восхитительно, пизда чувственной и влажной. Он имел ее, а она голодная до секса стонала, и кончала не по несколько раз, а потом и вовсе отключилась, после очередного оргазма, напугав неопытного Славика.
- Мила, Милочка, что с тобой?
Он отхлестал ее по щекам, и она пришла в себя.
- Слава покажи мне, где у тебя ванна? Мне надо подмыться!
Слава показал, где находиться ванная комната, когда девушка вернулась, она улыбалась. Славик больше не терялся, он нагнул девушку раком, поставил ее в позу прачки, и облокотил на подоконник вошел в нее сзади.
- Какая ты женщина, настоящая, я тебя сейчас!- восхищенно он прошептал ей на ушко.
Молодой человек имел девушку сзади, потом на кресле, затем на тумбочке, а Мила хотела еще. Она так изголодалась без секса, что безумствовала, Славик натягивал ее по полной программе, пока не наступило октябрьское утро.
Небо.
Горы.
Небо.
Горы.
Необъятные просторы с недоступной высоты. Пашни в шахматном порядке, три зеленые палатки, две случайные черты. От колодца до колодца желтая дорога вьется, к ней приблизиться придется - вот деревья и кусты. Свист негромкий беззаботный, наш герой, не видный нам, движется бесповоротно. Кадры, в такт его шагам, шарят взглядом флегматичным по окрестностям, типичным в нашей средней полосе. Тут осина, там рябина, вот и клен во всей красе.
Зелень утешает зренье. Монотонное движенье даже лучше, чем покой, успокаивает память. Время мерится шагами. Чайки вьются над рекой. И в зеленой этой гамме...
- Стой.
Он стоит, а оператор, отделяясь от него, методично сводит в кадр вид героя своего. Незавидная картина: неопрятная щетина, второсортный маскхалат, выше меры запыленный. Взгляд излишне просветленный, неприятный чем-то взгляд.
Зритель видит дезертира, беглеца войны и мира, видит словно сквозь прицел. Впрочем, он покуда цел. И глухое стрекотанье аппарата за спиной - это словно обещанье, жизнь авансом в час длиной. Оттого он смотрит чисто, хоть не видит никого, что рукою сценариста сам Господь хранит его. Ну, обыщут, съездят в рожу, ну, поставят к стенке - все же, поразмыслив, не убьют. Он пойдет, точней, поедет к окончательной победе...
Впрочем, здесь не Голливуд. Рассуждением нехитрым нас с тобой не проведут.
Рожа.
Титры.
Рожа.
Титры.
Тучи по небу плывут.
2.
Наш герой допущен в банду на урезанных правах. Банда возит контрабанду - это знаем на словах. Кто не брезгует разбоем, отчисляет в общий фонд треть добычи. Двое-трое путешествуют на фронт, разживаясь там оружьем, камуфляжем и едой. Чужд вражде и двоедушью мир общины молодой.
Каждый здесь в огне пожарищ многократно выживал потому лишь, что товарищ его спину прикрывал. В темноте и слепоте мы будем долго прозябать... Есть у нас, однако, темы, что неловко развивать.
Мы ушли от киноряда - что ж, тут будет череда экспозиций то ли ада, то ли страшного суда. В ракурсе, однако, странном пусть их ловит объектив, параллельно за экраном легкий пусть звучит мотив.
Как вода течет по тверди, так и жизнь течет по смерти, и поток, не видный глазу, восстанавливает мир. Пусть непрочны стены храма, тут идет другая драма, то, что Гамлет видит сразу, ищет сослепу Шекспир.
Вечер.
Звезды.
Синий полог.
Пусть не Кубрик и не Поллак, а отечественный мастер снимет синий небосклон, чтоб дышал озоном он. Чтоб душа рвалась на части от беспочвенного счастья, чтоб кололи звезды глаз.
Наш герой не в первый раз в тень древесную отходит, там стоит и смотрит вдаль. Ностальгия, грусть, печаль - или что-то в том же роде.
Он стоит и смотрит. Боль отступает понемногу. Память больше не свербит. Оператор внемлет Богу. Ангел по небу летит. Смотрим - то ль на небо, то ль на кремнистую дорогу.
Тут подходит атаман, сто рублей ему в карман.
3.
- Табачку?
- Курить я бросил.
- Что так?
- Смысла в этом нет.
- Ну смотри. Наступит осень, наведет тут марафет. И одно у нас спасенье...
- Непрерывное куренье?
- Ты, я вижу, нигилист. А представь - стоишь в дозоре. Вой пурги и ветра свист. Вахта до зари, а зори тут, как звезды, далеки. Коченеют две руки, две ноги, лицо, два уха... Словом, можешь сосчитать. И становится так глухо на душе, твою, блин, мать! Тут, хоть пальцы плохо гнутся, хоть морзянкой зубы бьются, достаешь из закутка...
- Понимаю.
- Нет. Пока не попробуешь, не сможешь ты понять. Я испытал под огнем тебя. Ну что же, смелость - тоже капитал. Но не смелостью единой жив пожизненный солдат. Похлебай болотной тины, остуди на льдине зад. Простатиты, геморрои не выводят нас из строя. Нам и глист почти что брат.
- А в итоге?
- Что в итоге? Час пробьет - протянешь ноги. А какой еще итог? Как сказал однажды Блок, вечный бой. Покой нам только... да не снится он давно. Балерине снится полька, а сантехнику - говно. Если обратишь вниманье, то один, блин, то другой затрясет сквозь сон ногой, и сплошное бормотанье, то рычанье, то рыданье. Вот он, братец, вечный бой.
- Страшно.
- Страшно? Бог с тобой. Среди пламени и праха я искал в душе своей теплую крупицу страха, как письмо из-за морей. Означал бы миг испуга, что жива еще стезя...
- Дай мне закурить. Мне...
- Туго? То-то, друг. В бою без друга ну, практически, нельзя. Завтра сходим к федералам, а в четверг - к боевикам. В среду выходной. Авралы надоели старикам. Всех патронов не награбишь...
- И в себя не заберешь.
- Ловко шутишь ты, товарищ, тем, наверно, и хорош. Славно мы поговорили, а теперь пора поспать. Я пошел, а ты?
- В могиле буду вволю отдыхать.
- Снова шутишь?
- Нет, пожалуй.
- Если нет, тогда не балуй и об этом помолчи. Тут повалишься со стула - там получишь три отгула, а потом небесный чин даст тебе посмертный номер, так что жив ты или помер...
- И не выйдет соскочить?
- Там не выйдет, тут - попробуй. В добрый час. Но не особо полагайся на пейзаж. При дворе и на заставе - то оставят, то подставят; тут продашь - и там продашь.
- Я-то не продам.
- Я знаю. Нет таланта к торговству. Погляди, луна какая! видно камни и траву. Той тропинкой близко очень до Кривого арыка. В добрый час.
- Спокойной ночи. Может, встретимся.
- Пока.
4.
Ночи и дни коротки - как же возможно такое? Там, над шуршащей рекою, тают во мгле огоньки. Доски парома скрипят, слышится тихая ругань, звезды по Млечному кругу в медленном небе летят. Шлепает где-то весло, пахнет тревогой и тиной, мне уже надо идти, но, кажется, слишком светло.
Контуром черным камыш тщательно слишком очерчен, черным холстом небосвод сдвинут умеренно вдаль, жаворонок в трех шагах как-то нелепо доверчив, в теплой и мягкой воде вдруг отражается сталь.
Я отступаю на шаг в тень обессиленной ивы, только в глубокой тени мне удается дышать. Я укрываюсь в стволе, чтоб ни за что не смогли вы тело мое опознать, душу мою удержать.
Ибо становится мне тесной небес полусфера, звуки шагов Агасфера слышу в любой стороне. Время горит, как смола, и опадают свободно многия наши заботы, многия ваши дела.
Так повзрослевший отец в доме отца молодого видит бутылочек ряд, видит пеленок стопу. Жив еще каждый из нас. В звуках рождается слово. Что ж ты уходишь во мглу, прядь разминая на лбу?
В лифте, в стоячем гробу, пробуя опыт паденья, ты в зеркалах без зеркал равен себе на мгновенье. Но открывается дверь и загорается день, и растворяешься ты в спинах идущих людей...
5.
Он приедет туда, где прохладные улицы, где костел не сутулится, где в чешуйках вода. Где струится фонтан, опадая овалами, тает вспышками алыми против солнца каштан.
Здесь в небрежных кафе гонят кофе по-черному, здесь Сезанн и Моне дышат в каждом мазке, здесь излом кирпича веет зеленью сорною, крыши, шляпы, зонты отступают к реке.
Разгорается день. Запускается двигатель, и автобус цветной, необъятный, как мир, ловит солнце в стекло, держит фары навыкате, исчезая в пейзаже, в какой-то из дыр.
И не надо твердить, что сбежать невозможно от себя, ибо нету другого пути, как вводить и вводить - внутривенно, подкожно этот птичий базар, этот рай травести.
Так давай, уступи мне за детскую цену этот чудный станок для утюжки шнурков, этот миксер, ничто превращающий в пену, этот таймер с заводом на пару веков.
Отвлеки только взгляд от невнятной полоски между небом и гаснущим краем реки. Серпантин, а не серп, и не звезды, а блёстки пусть нащупает взгляд. Ты его отвлеки -
отвлеки, потому что татары и Рюрик, Киреевский, Фонвизин, Сперанский, стрельцы, ядовитые охра и кадмий и сурик, блядовитые дети и те же отцы, Аввакум с распальцовкой и Никон с братвою, царь с кошачьей башкой, граф с точеной косой, три разбитых бутылки с водою живою, тупорылый медведь с хитрожопой лисой, Дима Быков, Тимур - а иначе не выйдет, потому что, браток, по-другому нельзя, селезенка не знает, а печень не видит, потому что генсеки, татары, князья, пусть я так не хочу, а иначе не слышно.
Пусть иначе не слышно - я так не хочу. Что с того, что хомут упирается в дышло? Я не дышлом дышу. Я ученых учу.
Потому что закат и Георгий Иванов. И осталось одно - плюнуть в Сену с моста. Ты плыви, мой плевок, мимо башенных кранов, в океанские воды, в иные места...
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
