100 публицистов газеты "Восточно-Сибирская правда"
Вчера на торжественном вечере редакция «Восточно-Сибирской правды» представила книгу «100 лет – 100 авторов». Это своего рода антология иркутской журналистики: в разное время в «Восточно-Сибирскую правду» писали Иван Молчанов-Сибирский, Марк Сергеев, Павел Нилин, Георгий Марков, Гавриил Кунгуров, Валентин Распутин, Александр Вампило и ваш покорный слуга. Издание вышло тиражом 700 экземпляров и уже обещает стать библиографической редкостью.Обещали прислать мой авторский экз.20 активных лет я проработал в областной газете "ВСП" собкором по Братску.Это были лучшие годы моей Lжизни.Активный,в меру известный и востребованный читателем.
____________________________________________
В 1981 году я пришёл работать собственным корреспондентом "ВСП" по Братску. До этого несколько лет трудился в многотиражке "Строитель БАМа". В строительной газете был опубликован мой очерк "Лишний человек", который перепечатал популярный в СССР журнал "Журналист". Этим и обратил на себя внимание редактора областной газеты.
Приход в главную партийную газету Иркутской области решил многие мои проблемы - я с ходу получил трёхкомнатную квартиру, телефон, неплохую зарплату, возможность свободно ездить по области. И популярность в…Иркутске. Мои публикации из Братска и Железногорска читателями областного центра внимательно прочитывались, и когда я по делам приезжал в Иркутск, то оказывался в поле внимания и обожания от администратора гостиницы до ответственного работника обкома КПСС. Это по младости лет немножко кружило голову, но старшие товарищи быстро помогли мне прийти в себя. Редактор Валерий Никольский оказался лучшим воспитателем молодого журналиста. Однажды он пригласил в свой кабинет и поинтересовался:
- Какие у тебя отношения с первым секретарём Братского горкома Гетманским?
- Деловые! - самонадеянно ответил я.
- Так вот, я сегодня его остановил в обкоме от похода к первому. Он хотел жаловаться на тебя и просить, чтобы тебя заменили в Братске.
- За что? - оторопел от такой новости. - Ни одного опровержения ведь не было.
- Опровержений нет, а вот недовольство тобой нарастает. Партработник обратил моё внимание, что город Братск считается лучшим в области, обком обобщает опыт работы горкома, а ты пишешь только про негативные факты и проблемы. Я остановил его от похода к первому секретарю обкома с такой жалобой. Увольнять мы тебя не собираемся, но лучше сходи в отпуск и попридержи своё перо...И после отдыха давай больше позитива...
Собственно, ничего особенного, обычный конфликт между властной номенклатурой и журналистами, нечто подобное я до этого уже переживал в многотиражке. Переживал бурно, но жить было можно. Даже как-то интересней становилось жить. Да и многие мои коллеги на местах тоже попадали в подобные ситуации. Помню, Володю Беседина редакция даже вынуждена была переместить из Тайшета в Усть-Кут, поскольку он вступил в неразрешимый конфликт с главным партбоссом города...Такие ситуации неприятны, но придают авторитет журналисту.
Но то, что дальше рассказал Никольский, меня привело в уныние. Было несколько редакционных работников, которые не одобряли мою работу собкора. О чём я писал для газеты? Любил судебные очерки, статьи на проблемные темы, сообщал новости из культурной и социальной жизни. И некоторые коллеги стали роптать: а где корреспонденции с заводов и совхозов, почему собкор не пишет заметок о социалистическом соревновании, партийной и профсоюзной жизни, как положено по инструкции?
Пока об этом говорили в кабинетах и на летучках, где я бывал редко, это меня мало касалось. А потом кто-то инициативный предложил меня заслушать на партийном собрании редакции. И хотя мой отчёт сначала понравился членам КПСС, в том числе ветеранам журналистики, но по ходу обсуждения мои оппоненты раскрыли иную картину, меня заклеймили за то, что я игнорирую некоторые важные задания промышленного отдела редакции…И тут стул подо мной зашатался: поступило радикальное предложение такого недисциплинированного собкора уволить! Неловкость ситуации заместители редакторов поспешили замять. Я быстро сообразил - пора признавать свои ошибки. Что я и сделал, и партсобрание закончилось мирно. И я самонадеянно посчитал, что инцидент исчерпан. Как я ошибся...
Вскоре позвонили из редакции и сообщили, что на меня поступила жалоба в обком КПСС. Известный мне автор (он не скрывался) написал первому секретарю, что Монахову не место в областной партийной печати, поскольку он не понимает линию перестройки. А поводом послужило то, что в личной беседе со старшим товарищем высказался критически о программе Михаила Горбачёва. Не то что она мне не нравилась, но были сомнения по стилистике действий. А коллега питал большие надежды на перестройку и очень любил Михаила Сергеевича. Он тут же отчитал меня за непрофессиональное вольнолюбие. Я тогда и предположить не мог, что наша частная беседа перерастёт в донос.
В Иркутске тоже были несколько озадачены этим, ведь накануне был оглашен Указ Верховного Совета СССР о награждении меня, как и других сотрудников редакции по случаю 70-летия «ВСП», медалью "За трудовое отличие". Ограничились тем, что со мной побеседовали в очередной раз по…телефону, подсказали не распускать больше язык, а автору ответили, что со мной
проведена профилактическая беседа. Не то чтобы я тогда сильно испугался, но впервые серьёзно задумался, что будь такое письмо написано многими годами раньше, то я мог бы получить "чёрную метку" на профессию. В журналистов, конечно, в те времена еще не стреляли, как это случилось в 90-е, но нервы им портили. Но хочу засвидетельствовать, что во времена "кровавого режима", как любят именовать советскую власть нынешние либералы, мне чаще всего в начальственных кабинетах встречались порядочные и честные люди, которые уводили меня от административной расправы, уважали и берегли творческую личность. И я им за это благодарен, прежде всего в нашей редакции - Валерию Никольскому, Владимиру Ходию, Валентину Арбатскому, Георгию Кузнецову, Петру Лень, Бетти Преловской, Геннадию Бутакову, Ливии Каминской...Каждый из них во время работы в «ВСП» помог мне словом и делом.
Вот скромная приморская страна.
Свой снег, аэропорт и телефоны,
свои евреи. Бурый особняк
диктатора. И статуя певца,
отечество сравнившего с подругой,
в чем проявился пусть не тонкий вкус,
но знанье географии: южане
здесь по субботам ездят к северянам
и, возвращаясь под хмельком пешком,
порой на Запад забредают - тема
для скетча. Расстоянья таковы,
что здесь могли бы жить гермафродиты.
Весенний полдень. Лужи, облака,
бесчисленные ангелы на кровлях
бесчисленных костелов; человек
становится здесь жертвой толчеи
или деталью местного барокко.
2. Леиклос
Родиться бы сто лет назад
и сохнущей поверх перины
глазеть в окно и видеть сад,
кресты двуглавой Катарины;
стыдиться матери, икать
от наведенного лорнета,
тележку с рухлядью толкать
по желтым переулкам гетто;
вздыхать, накрывшись с головой,
о польских барышнях, к примеру;
дождаться Первой мировой
и пасть в Галиции - за Веру,
Царя, Отечество, - а нет,
так пейсы переделать в бачки
и перебраться в Новый Свет,
блюя в Атлантику от качки.
3. Кафе "Неринга"
Время уходит в Вильнюсе в дверь кафе,
провожаемо дребезгом блюдец, ножей и вилок,
и пространство, прищурившись, подшофе,
долго смотрит ему в затылок.
Потерявший изнанку пунцовый круг
замирает поверх черепичных кровель,
и кадык заостряется, точно вдруг
от лица остается всего лишь профиль.
И веления щучьего слыша речь,
подавальщица в кофточке из батиста
перебирает ногами, снятыми с плеч
местного футболиста.
4. Герб
Драконоборческий Егорий,
копье в горниле аллегорий
утратив, сохранил досель
коня и меч, и повсеместно
в Литве преследует он честно
другим не видимую цель.
Кого он, стиснув меч в ладони,
решил настичь? Предмет погони
скрыт за пределами герба.
Кого? Язычника? Гяура?
Не весь ли мир? Тогда не дура
была у Витовта губа.
5. Amicum-philosophum de melancholia, mania et plica polonica
Бессонница. Часть женщины. Стекло
полно рептилий, рвущихся наружу.
Безумье дня по мозжечку стекло
в затылок, где образовало лужу.
Чуть шевельнись - и ощутит нутро,
как некто в ледяную эту жижу
обмакивает острое перо
и медленно выводит "ненавижу"
по росписи, где каждая крива
извилина. Часть женщины в помаде
в слух запускает длинные слова,
как пятерню в завшивленные пряди.
И ты в потемках одинок и наг
на простыне, как Зодиака знак.
6. Palangen
Только море способно взглянуть в лицо
небу; и путник, сидящий в дюнах,
опускает глаза и сосет винцо,
как изгнанник-царь без орудий струнных.
Дом разграблен. Стада у него - свели.
Сына прячет пастух в глубине пещеры.
И теперь перед ним - только край земли,
и ступать по водам не хватит веры.
7. Dominikanaj
Сверни с проезжей части в полу-
слепой проулок и, войдя
в костел, пустой об эту пору,
сядь на скамью и, погодя,
в ушную раковину Бога,
закрытую для шума дня,
шепни всего четыре слога:
- Прости меня.
1971
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.