О законах мироздания
Глава 23. Понятие истины. Реальность и иллюзия.
Написано на основе информации, полученной Секлитовой Л.А., Стрельниковой Л.Л. на контактах с Высшим Разумом.
Закон построения голограмм воспроизводит любую форму абсолютную по внешнему структурному построению и по внутреннему содержанию, «но данный вид эквивалентного состояния не имеет плана Сутевого индивидуума, то есть голограмма есть отпечаток прогрессии без характерных особенностей собственной личностной основы».
«Голограмма являет собой воспроизводимость характеристик любого вида искусственным путём». Высшие Системы имеют технические установки, которые воспроизводят те формы, которые им необходимы.
Данный процесс построения позволяет в точности воспроизвести «структуру Сутевого индивида». Такая роботоподобная форма развивается строго по программе, не обладает личностными качествами и не способна к мыслеобразовательному процессу.
«А это является главной отличительной чертой, выявляющей истинно созданные потенциальные конструкции от искусственных конфигуративных номинаций». Голограммные формы могут анализировать окружающий мир только по программе, и выходить за её рамки не могут, не обладая возможностью самостоятельно сопоставлять, решать, действовать.
Отсутствие в голограммических состояниях фактора Личности способствует подчинению этих искусственных форм чужому влиянию (зомбированию), в этом опасность подчинения.
Закон прогрессивен в условиях существования реальных форм, у которых внешнее построение соответствует внутреннему содержанию. Копируемые образцы подпадают под зависимость от реальных форм, и это направляет действие закона на реальные цели. Голограммная форма индивида позволяет использовать его копию для участия в процессах, которые могут угрожать истинному индивидууму разрушением.
Основным в законе является распознание отличий «между истинным строением и ложным, то есть естественным и голограммическим».
(Уровень человеческих знаний не позволяет определять в окружающем мире голограммные формы).
Задача закона направлена на выявление абсолютных формирований (а в Естестве все основные постройки и процессы выражают состояние Абсолюта на различных стадиях развития). Знания истинного построения позволяют произвести анализ качественных прогрессий для получения копии формы или двойника Сути.
«Данная потенциальная конструкция является закономерным проявлением действительности данного закона».
Закон обособляет конструкцию голограммы от других построек и направляет естественное развитие в нужную сторону, что облегчает деятельность Руководящих Систем.
«Голограмма есть Суть искусственного планирования». Она создаётся на период требуемого существования и после выполнения поставленной задачи убирается. Голограмма не имеет конечного фактурного образования, то есть ей не ставят такую цель, как наполнение матрицы соответствующими энергиями на данном этапе развития.
Закон абсолютен по форме и обособлен в своём существовании.
Построение закона включает порядковое распределение голограмм, так как они принадлежат разным Уровням, что говорит о наличии в них разноуровневых характеристик планируемых содержаний. Построение подобных голограммических форм аналогично созиданию абсолютных фактур архитектоники, то есть является художественным выражением закономерностей строения.
Той ночью позвонили невпопад.
Я спал, как ствол, а сын, как малый веник,
И только сердце разом – на попа,
Как пред войной или утерей денег.
Мы с сыном живы, как на небесах.
Не знаем дней, не помним о часах,
Не водим баб, не осуждаем власти,
Беседуем неспешно, по мужски,
Включаем телевизор от тоски,
Гостей не ждем и уплетаем сласти.
Глухая ночь, невнятные дела.
Темно дышать, хоть лампочка цела,
Душа блажит, и томно ей, и тошно.
Смотрю в глазок, а там белым-бела
Стоит она, кого там нету точно,
Поскольку третий год, как умерла.
Глядит – не вижу. Говорит – а я
Оглох, не разбираю ничего –
Сам хоронил! Сам провожал до ямы!
Хотел и сам остаться в яме той,
Сам бросил горсть, сам укрывал плитой,
Сам резал вены, сам заштопал шрамы.
И вот она пришла к себе домой.
Ночь нежная, как сыр в слезах и дырах,
И знаю, что жена – в земле сырой,
А все-таки дивлюсь, как на подарок.
Припомнил все, что бабки говорят:
Мол, впустишь, – и с когтями налетят,
Перекрестись – рассыплется, как пудра.
Дрожу, как лес, шарахаюсь, как зверь,
Но – что ж теперь? – нашариваю дверь,
И открываю, и за дверью утро.
В чужой обувке, в мамином платке,
Чуть волосы длинней, чуть щеки впали,
Без зонтика, без сумки, налегке,
Да помнится, без них и отпевали.
И улыбается, как Божий день.
А руки-то замерзли, ну надень,
И куртку ей сую, какая ближе,
Наш сын бормочет, думая во сне,
А тут – она: то к двери, то к стене,
То вижу я ее, а то не вижу,
То вижу: вот. Тихонечко, как встарь,
Сидим на кухне, чайник выкипает,
А сердце озирается, как тварь,
Когда ее на рынке покупают.
Туда-сюда, на край и на краю,
Сперва "она", потом – "не узнаю",
Сперва "оно", потом – "сейчас завою".
Она-оно и впрямь, как не своя,
Попросишь: "ты?", – ответит глухо: "я",
И вновь сидит, как ватник с головою.
Я плед принес, я переставил стул.
(– Как там, темно? Тепло? Неволя? Воля?)
Я к сыну заглянул и подоткнул.
(– Спроси о нем, о мне, о тяжело ли?)
Она молчит, и волосы в пыли,
Как будто под землей на край земли
Все шла и шла, и вышла, где попало.
И сидя спит, дыша и не дыша.
И я при ней, реша и не реша,
Хочу ли я, чтобы она пропала.
И – не пропала, хоть перекрестил.
Слегка осела. Малость потемнела.
Чуть простонала от утраты сил.
А может, просто руку потянула.
Еще немного, и проснется сын.
Захочет молока и колбасы,
Пройдет на кухню, где она за чаем.
Откроет дверь. Потом откроет рот.
Она ему намажет бутерброд.
И это – счастье, мы его и чаем.
А я ведь помню, как оно – оно,
Когда полгода, как похоронили,
И как себя положишь под окно
И там лежишь обмылком карамели.
Как учишься вставать топ-топ без тапок.
Как регулировать сердечный топот.
Как ставить суп. Как – видишь? – не курить.
Как замечать, что на рубашке пятна,
И обращать рыдания обратно,
К источнику, и воду перекрыть.
Как засыпать душой, как порошком,
Недавнее безоблачное фото, –
УмнУю куклу с розовым брюшком,
Улыбку без отчетливого фона,
Два глаза, уверяющие: "друг".
Смешное платье. Очертанья рук.
Грядущее – последнюю надежду,
Ту, будущую женщину, в раю
Ходящую, твою и не твою,
В посмертную одетую одежду.
– Как добиралась? Долго ли ждала?
Как дом нашла? Как вспоминала номер?
Замерзла? Где очнулась? Как дела?
(Весь свет включен, как будто кто-то помер.)
Поспи еще немного, полчаса.
Напра-нале шаги и голоса,
Соседи, как под радио, проснулись,
И странно мне – еще совсем темно,
Но чудно знать: как выглянешь в окно –
Весь двор в огнях, как будто в с е вернулись.
Все мамы-папы, жены-дочеря,
Пугая новым, радуя знакомым,
Воскресли и вернулись вечерять,
И засветло являются знакомым.
Из крематорской пыли номерной,
Со всех погостов памяти земной,
Из мглы пустынь, из сердцевины вьюги, –
Одолевают внешнюю тюрьму,
Переплывают внутреннюю тьму
И заново нуждаются друг в друге.
Еще немного, и проснется сын.
Захочет молока и колбасы,
Пройдет на кухню, где сидим за чаем.
Откроет дверь. Потом откроет рот.
Жена ему намажет бутерброд.
И это – счастье, а его и чаем.
– Бежала шла бежала впереди
Качнулся свет как лезвие в груди
Еще сильней бежала шла устала
Лежала на земле обратно шла
На нет сошла бы и совсем ушла
Да утро наступило и настало.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
