Валентин Максимович сидел глубоко в луже, прислонившись к столбу, торчащему посреди площади Жертв, и жевал творожный кекс зарубежной выпечки.
Лужа сияла чистотой и голубым светом, отраженным от голубого неба и голубых, как айсберги, глаз Валентина Максимовича. Нижнюю часть бюста Максимыча цепко облегали бархатные подштанники снежно-голубого цвета приполярных широт. Со столба в лужу падали часы и тонули во времени.
По площади редкими рядами дружно шли колонны демонстрантов с лозунгами и хоругвями. Колонны скандировали глотками: "Максимыч - наш рулевой!" Они шли на митинг оппозиции, как всегда милостиво разрешенный властями. Митинг прошел через площадь и углубился в кварталы предместий.
От задней колонны отделилась отщепенка Матильда и бросилась к Максимычу, подозрительно прихрамывая на правый каблук.
- Папа! - крикнула она, картавя наречием.
- Думская челядь учинила надо мной прокурорский позор и не хочет видеть мои бесценные ножки даже на дисплее своих мобильников. Позвони в Думу!
- Мир Думу сему. - возмутился Максимыч, перекрестился левой задней и вылез из лужи. Голубые подштанники грозно стекали с него на брусчатку и расплывались по площади. Приплощадные голуби и голубки тут же склёвывали их на мелкие части.
Неожиданность проломила Валентину Максимычу череп. Из образовавшегося пролома вырвались искры и возгорелось пламя. На ветру оно тут же превращалось в рыжую с проседью шевелюру с начёсом на лоб, как у Дональда Трампа. Брусчатка под ногами Максимыча заколебалась и бросилась в рассыпную.
Назревал большой хипеж.
- Мамочка! - возопила Матильда, заламывая кверху руки и ноги.
- Мамочка! Возьми меня обратно на "Титаник" Я хочу безвозвратно утонуть с тобой в тёплых водах Голфшрима!
Она раскрутила сногсшибательное фуэте, плавно перешедшее в антраша и вознеслась к облаку.
Облако мгновенно превратилось в голубоватый айсберг и, позвякивая достоинством, поплыло в сторону Атлантики.
- А... и хрен с вами...- скромно выразился Максимыч
- Пошел бы я... сесть в свою любимую лужу.
Лужа гостеприимно светилась ему навстречу.
- Ну, Миргород... - едва успел подумать Максимыч и тут же ухнул в неприкрытый люк зловонной городской цивилизации...
Площадь Жертв обезлюдила.
Лишь голуби и голубки доклёвывали с брусчатки последние фрагменты голубых подштанников.
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
24 мая 1980
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
