Полюбить бы февраль и чернильницы белую снежность,
и чернил долгожданную ночь до «прощай» полюбить,
оторвать от больничного «с» и останется — нежность
к февралю… и немного к себе… и немного пиит…
Полюбить со всей силы того,
кто любовь пастерначал
загодя до обугленных груш
и полёта грачей,
до серебряных гривен на шеях,
привычного плача о грустинке,
стремительно тающей в безднах очей
молодых и горячих,
зрачками чернильными жгущих,
ожидающих взрыва гормонов
и шалой весны,
и разлива ручьёв,
и страстей в нераспущенных пущах.
Никого эпидемия не пожалеет, увы.
Да и нет никого, кто откажется,
нет возражений:
президент, дипломат, доктор, рэпер,
художник, дебил…
Расцветают асфальты граффити, где Саши и Жени
признаются:
они «как никто никогда…»*
______
* «Я люблю тебя так сильно, как никто никогда не любил»
(Как никто никогда (Like No One Ever). RSAC)
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна...
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперед.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик
Лишь крохоборствуя успел запечатлеть.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь...
16 января 1934
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
