Река. Эпизод 3

Я нес свою удочку наперевес, как рыцарь — копье. Мы вышли к острову, спустились с обрыва, перешли через сильно обмелевшую протоку и выбрались к большой воде. Женька разобрал сумку и стал налаживать закидушку, мощно распространяя волны возбуждения. Я напялил на крючок полчервяка и закатал штанины. Над рекой полз белый туман. Я посмотрел на него, в ужасе закрыл глаза и вошел в воду по колени.

 

Нежное тепло мягко обволокло ноги. Это было чудесно, потому что совершенно неожиданно, как и другие чудеса. Я сразу согрелся.

 

Бычки прыгали за мошками. Где-то на середине реки бухнула рыбина. По звуку вроде акула. Поплавок медленно двигался ко мне, и я снова забрасывал его подальше. Когда он наконец утонул, я дернул — рыбка блеснула серебристой ленточкой и сорвалась. Я чуть не лопнул. Вставало солнце, и воздух был такой, словно вдыхаешь любовь и песню. Микробычки обкусывали мои пальцы и, устав, отдыхали на них.

 

Вот Женька выдернул первого бычка. Я вынул крючок из прозрачной мягкой пасти, и бык отправился в лужу. Женька выглядел разочарованным. В омуте дико хлестнула хвостом какая-то жирная туша. Она издевалась над нами, сволочь.

 

Я воткнул удочку в песок и полез за виноградом; огороды были прямо над обрывом. Я огляделся — нет ли хозяев? — и сдернул с лозы гроздь белого винограда. Еще кисловатый. Черный — уже ничего. Я набрал в рубашку целую гору винограда и отправился назад.

 

Солнце уже порядочно поднялось. Мы собрали барахло и перешли на большой остров. Воды в протоке было по пояс, и она чуть ли не ревела. Я тоже зверски орал, продвигаясь маленькими шажками. Стоит ногам потерять опору, и течение унесет в яму и не даст ручкой взмахнуть. Вода такая прозрачная, что скорость становится заметна, только когда раковина мидии, подпрыгнув, кувырком перелетает на полметра дальше.

 

По скользкому берегу мы выбрались на небольшой пляжик. Я разделся догола и нырнул. Женька был вне себя, считая, что я спугнул рыбину. Я плавал и кричал ему, что у нее перерыв и она пошла спать. Может, он и поверил, но не подал виду. Он бешено раскручивал закидушку с живцом и метал ее вдаль. Если бычок с проткнутым позвоночником был еще жив, он чувствовал себя не хуже космонавта.

 

Мы вытащили помидоры, хлеб, сало, чеснок и с наслаждением все это уничтожили. Я пытался привлечь внимание Женьки к великолепию реки в дивном сочетании с лесом и воздухом, но он находил их банальными, а меня — подонком, и грозил сломать мне шею.

 

Мы вытащили закидушку и получили полиэтиленовый пакет. Живца не было. Должно быть, пакет его сожрал и успел переварить. Рыбак извергал проклятья. На том берегу отозвалось эхо. Я встрепенулся и радостно заорал:

 

— Андрей! — Андрей!

— Ты кто! — Кто!

— Не скажу! — Скажу!

— Нет! — Нет!

— Насилуют! — ...луют!

— Не надо! — Надо!

— А-а-а! — А-ха-ха!

 

Я устал и засмеялся. Мы снова перешли на отмель. Стаи мальков рыскали туда и сюда. Я наконец вытащил одного бычка. Он казался оскорбленным и прыгал по песку всеми своими тремя сантиметрами, пока я не сжалился и не бросил его назад, в реку.

 

Женька был угрюм. Непонятно как он умудрился сломать кончик своего удилища и почему-то винил во всем меня. Мы смотали удочки и пошли домой.

 

— Ты разбил мечту! — рычал Женька. — Ты распугал всю рыбу своими идиотскими плясками!

— Ты не понимаешь, что говоришь, и я прощаю тебя. Тебе нечем понимать, мозги-то меньше, чем у кузнечика. Я, что ли, сломал твою хренову палку?!

— Мне дома неудобняк будет. Я скажу, что сорвалась и поломала. Поддержишь?

— Ладно, скажу, сом был.

— Сам ты сом! Ща палкой проткну!

— Так ведь и у меня конец острый. Конечно, не такой острый, как у тебя...

 

В общем, он меня не догнал.