Внимание! Говорит и показывает «РешTV»... Выпуск — май 2013. Часть первая

 

— Обзоры Решетории — клевые, интересные, завораживающие, trèsbien, état émotionnel, comme par magie, merveilleusement réaliste! (французский литературный еженедельник, журналист-фотограф Volcha).

— От я вам щас на украинском понаписываю, фулюганки! (украинский ежечасный аналитический альманах, журналист-международник tamika25).

                              

 

 

                              

Стрекоза: Здравствуйте, Володенька! И вам — не хворать! Не дождетесь, как говорится. Настроение? А какое, интересно, может быть настроение у Стрекозы Музовны весной? Правильно, — весеннее! В общем, все нормуль у меня — цвету и пахну...

 

Стрекоза: Спасибо, спасибо, Володя! Вы тоже неплохо сохранились. Ну да будет нам с вами друг перед другом в реверансах словесных расшаркиваться. Представляйте уже этого, и начнем, пожалуй. В студии вашей хорошо, конечно, уютно, но на свежем воздухе — где-нибудь в лесочке или в парке каком-нибудь — по-любому уютнее. Согласны?

 

 

                              

 

Муравей: Поживаю хорошо, Володя. Забот и хлопот, конечно, прибавилось, да и на личном фронте не все спокойно — весна, сами понимаете. Но это — дела житейские, разрулим как-нибудь. Главное что — тепло, хорошо, солнышко светит, птички поют. Давайте-ка будем начинать уже. После эфира за жисть поболтаем. А то вон Стрекозе неймется — в лесочки да в парки тянет. Не нагуляется все никак...

 

Автор: Здравствуйте, Володя. Спасибо вам за теплые слова в мой адрес. Я принесла вам стихи, которые, может, не совсем характерны для меня по стилю и по замыслу, особенно первый. Кстати, я ведь могу прочитать два стихотворения?.. В этих стихах я и сама себя, порой, не узнаю. Месяц был для меня очень непростым. Столько разных событий, и не всегда приятных, случилось в моей жизни в мае... вспоминать иные совсем не хочется. Но уже, слава Богу, все потихоньку нормализовалось, жизнь продолжается. А стихи — как память — остались, и я их вам сейчас прочту. Первое называется «Вакансия»:

Стрекоза: Это очень хорошо!.. Я про стихотворение, а не про то, что мне первой предоставили слово, хотя и это тоже — очень хорошо. Так вот... На чем я остановилась? Ах да... — это очень хорошо! Это не просто слова у меня, правда. Нутро вывернуто, а дна все равно не видно. Оно мужское какое-то что ли... Не ожидала.

Автор: Вот такое нашло среди ночи... А эпиграф каков, а?

Стрекоза: Вот я ж говорю: прям — «Черный человек»! Ночной... Он захаживает иногда, ага... Эпиграф —да! Мудёр…

Муравей: Я, честно, ничего нипонил.

Стрекоза: Это хорошо, ежели не понял. А что не понял-то? Что конкретно из ничего?

Муравей: Во-первых, не совсем понял эпиграф. Человек жалеет, что не может быть работодателем? Или что у него нет новых знакомых? И (не знаю как вам) мне нравится, когда эпиграф ставится, как это принято: с указанием авторства и без значка копирайта. Теперь по самому произведению. Читая, невольно вспоминаешь афоризмы о том, что любовь есть война, от любви до ненависти — один шаг и т. п. Еще вспоминается мысль о том, что женщинам нравятся сильные мужчины, причем сила не обязательно физическая. Пусть он будет некрасив, зато умен, язвителен, насмешлив, страстен. Можно ли такого назвать сильным? Не уверен, хотя некоторая сила, безусловно, есть. Не случайно Стрекоза вспомнила «Черного человека».

 

 

Впрочем, возможно, нашей героине поэт вовсе и не требуется. Тем более что беда с этими поэтами: сначала в огонь страсти кидаются, потом казнят себя черными человеками. Но не будем отвлекаться от темы. «Зрачки — мониторы пустые». Мониторы пустые, то есть выключенные? Тогда странно: у живого здорового человека зрачки не бывают «выключенными», неподвижными. Они меняют размеры в зависимости от освещенности, они непрестанно движутся. «Мозг — саркофаг изощренных мыслей, слов...» — значит, мысли там похоронены? То есть не выходят наружу. Ходит такой молчаливый человек, ничего не говорит и даже не думает (все мысли умерли и уже похоронены). «Кривых, будто проволока стальная» — а проволока не обязательно кривая, проволока может быть и выпрямленной. И чем стальная проволока кривее медной или алюминиевой? «И пить глаза, белки их белые» — некоторым может не понравиться излишний натурализм этого места. Меня (вероятно, я больше испорчен) смутило другое. Белые белки обычно бывают у людей юных, непорочных. А у людей взрослых, грешных, страстных, к тому же умных, проводящих много времени за книгами или за монитором, глаза обычно бывают красными. Да и, конечно, такие люди, нередко злоупотребляют спиртным: «И пьяницы с глазами кроликов...» (А. Блок). Так что цвет белков должен быть красным, либо желтым (испорченная алкоголем печень). Не совсем понял про расстрелянное пулями время. Во-первых, а чем еще можно расстреливать, кроме как пулями? Реактивными снарядами что ли, или арбалетными стрелами? Во-вторых, кому понадобилось расстреливать время или, вернее, ту жизнь, которой жила ЛГ когда-то? При чем здесь стрельба? Она что, пережила войну или бандитские разборки? Вообще, стихотворение, яркое, конечно, интересное, но я его не понимаю. Спасайте кто может.

Стрекоза: Кажется мне, но только мне, наверно, что в стихотворении Тамилы слишком много ярких до натурализма картин боя с несуществующим врагом. Еще нет врага, а методы боя описаны с такой подробностью, что невольно ежишься, слегка трусишь... Вообще, именно так билась бы любая мать за свое дитя. А других причин такого лютого гнева я не знаю. Вообще, врага настоящего мало кто имеет. В основном так, мелкие вредители. Совсем не удивила «проволока», именно стальная. Если вспомнить, сколько еще народу с советских времен имеют металлические коронки на зубах, то да, именно стальная, змеистая и стальная. И расстрелянное время прошлого тоже вполне. Если честно, то мне на настоящих врагов «повезло» два раза в жизни. Я их вспоминаю как жестких учителей и, вспоминая, благодарю за науку...

Автор: Если коротко, то я бы охарактеризовала свой стих так: бунт на корабле. Бунт, которого нельзя допускать, ибо кораблю — конец. С другой стороны, что-то взбунтовалось внутри «хорошей девочки» и надо было это как-то высказать. Вот и понеслось из меня стихотворение (вернее, бред собачий) в несвойственной мне манере, отпустились тормоза, захотелось «страшно отомстить», а некому, захотелось рвать и метать, а нечего... Получился как бы виртуальный, несуществующий (вернее, существующий в воображении) враг — и понеслась... Прав Володя, произошло у меня за короткий срок много неприятных (если мягко выразиться) событий, благодаря которым создалась высокая концентрация нервного напряжения, если можно так сказать. А тут еще и фразу вычитала, ту, что в эпиграфе, и вот — получилось то, что получилось. Натурализма многовато, да. Но тут уже, как говорится — «Остапа понесло...». Насчет «именно так билась бы любая мать за свое дитя» — тут права Стрекоза, и этот мотив тоже имел при написании одно из главных значений. Только это все личное, и оно осталось «за кадром». Не знаю, что еще сказать, и нужно ли... Но главное, хочу поблагодарить всех читателей и слушателей за понимание, Муравья за отличную рецензию, Володю и Стрекозу за неравнодушие и интересные размышления. Спасибо.

Стрекоза: А знаете, я вот что еще сейчас подумала... Женщина ведь ждет — всегда — банального плеча, какая бы она ни была — хоть королева, хоть служанка, а всегда одно и то же — появляется враг — обольстительный, умный / глупый, тот который рано или поздно это плечо выдернет. Поэтому, ежели и существует брачное объявление, то вместо «ищу мужчину» можно написать «ищу врага» и не ошибешься. Вот поэтому Тамила и объявила, что ищет врага сиречь мужчину, затем она, имея печальный опыт, представила, как новый враг взамен старого будет похабить ее душу, она за это его изгрызет, а, грызя, вспомнит, что было же хорошо, и вот от этого «было хорошо» еще страшнее. Сколько счастливых пар выходит под ручку и под музыку Мендельсона, а потом доходит, не буду говорить, до чего. Скажете, и женщины бывают разные. Да, бывают. Но в моем окружении женщины подобны — Тамиле, а мужчины — приходящим врагам. Я искренне завидую Муравью, не понявшему, о чем стихотворение... А причем натурализм? Когда делают так больно, что ненавидишь за эту боль, именно так и хочется поступить — кусать и рвать. Нам на лекции по психопатологии говорили, что, пока мысль не переходит в действие — желание, подобно тамилиному, — норма. Тамила может сказать, что все это в стихотворении — не она, а ЛГ, но суть не меняется. Тот, кто предает, нарушает, топчет, ранит и смеется — враг. А если не враг, так кто? Милый зайчик?

Автор: В стихотворении я — это я, или ЛГ — я. Чего уж там...

 

Автор: Я хотела бы прочитать стихотворение, которое называется «Вот так бы и умерла...». Это тоже очень честное стихотворение.

                              

Стрекоза: Медленное умирание до самой смерти... Совсем нет события, даже сюжета, есть только музыка и голос. Понравилось, Тамил. Чистейшая эмоция.

 

Автор: Спасибо, Стрекоза! Ты права, говоря о стихотворении. Все так...

 

Стрекоза: Права не я, а ты. Даже завидую твоей ЛГ немножко. Чтобы так умирать...

 

Автор: А ЛГ — это я сама и есть. Можно путать ЛГ с автором... Кстати, если мы с тобой на следующей программе увидимся, то я к тому моменту обязательно флэшку с этим голосом захвачу.

 

Стрекоза: Медики изучают влияние музыки на организм человека. Разный тембр, инструменты (струнные, смычковые и т. д.) щиплют разные органы. Вот чтобы до такого состояния эйфории и готовности жертвовать жизнью... Это надо изучать в лаборатории. Ты главное — дозировку блюди. Эх, Тамила, медитирую вместе с тобой...

 

Автор: Стараюсь пореже, штоп не умереть от блаженства. Только то и остается нам, что помедитировать...

 

 

Муравей: Мда... Много разных музык и много разных голосов... Но, иногда нужно уметь нажать «delete»... Ну, чтобы жить дальше... Как бы жестоко и больно это ни было. Хотя... тут же возникает вопрос — а зачем тогда жить? Хороший стих, честный. Думаю, что и голос в наушниках — честный.

 

Автор: Когда-то, очень давно, этот голос в сопровождении гитары, звучал только для меня, и его магия творила со мной удивительные вещи. Тогда зародилось прекрасное чувство, которому я, даже сейчас, не могу дать точного названия. И, несмотря на то, что с обладателем этого голоса мы расстались, и каждый из нас прожил свою жизнь, так получилось, что у каждого из нас свои семьи, проблемы, радости и разочарования, — чувство это осталось. Мне был подарен диск со всеми его песнями того времени, записанный в студии звукозаписи. И теперь в любое время я могу наслаждаться и вспоминать... А чувство — как его назвать? Может, и любовь, но, скорее всего, это ностальгия по ней... А голос — честный. Да и вообще, все честно, без капли лжи и фальши...

 

Автор: Правда? Можно? Мне очень приятно, спасибо! В таком случае, я прочту вам одно из самых любимых — «В этом голосе...»:

 

                              

 

Стрекоза: Женское такое, вкрадчивое, мягкое...

 

Автор: Спасибо, Стрекоза, буду знать. Вкрадчивое — интересно...

 

Стрекоза: Вкрадчивое, да. Что-то от речки глубокой...

 

Муравей: Печалька... Как это — никогда не будет Тамилы? Решето ее не пропустит даже через крупные ячейки... А голос-то шибко противоречивый. Сколько октав?

 

Автор: Наверное, полторы, не считала. Мне хватает, вполне... А насчет противоречивости — так ее в нашей жизни еще больше...

 

Муравей: Французская кофейня и нежность роз... Да! «Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском! Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!»

 

Автор: Спасибо, Муравей! После твоего коммента просто хочется еще что-нибудь написать, красивое и изящное.

 

Муравей: Праллльно!..

 

Автор: Еще раз — спасибо! Мне было очень приятно увидеться с вами.

                              

Муравей: Мощно, хорошо получилось.

 

Автор: Спасибо за отклик, друг.

 

Стрекоза: Я тебе не друг, но откликнусь: сюр с запахом бензина.

 

Автор: Платон — мне друг. Спасибо.

Стрекоза: Жаль, что он тебе не напишет, недруг мой.

 

Автор: Как трогательно, прям какой-то Овидий или Виталий Бианки.

 

Стрекоза: Ну, восторгов тебе и без меня Муравей отсыпал, а потрогать... Хотя, затянувшаяся дискуссия означает, что обе стороны не правы (Вольтер).

 

Автор: Я вообще с женщинами никогда не спорю. Они всегда правы. Какой смысл спорить?

 

Стрекоза: Очевидно глубокий.

 

Автор: Я прочту вам стихотворение «В долгом ящике стола...»:

Муравей: Да прелесть же, хоть и не все представил. Браслет из билетика, рожицы, взятые в рожки, попытка пересдачи — вот это не прошло.

 

Автор: Муравей, — браслет из веточки оливы, почему из билетика? Взятые в рожки — это когда рожки подрисовывают нарисованным рожицам. Почему взятые? Ну, как в кавычки — понарошку. Попытка пересдачи — экзамена, конечно. Я думала, будет понятно. Спасибо.

 

Муравей: Наташ, может, там точку? Или точку с запятой после «счастливый»? А то сливается. Пересдача — это, конечно, экзамен. Но «громко не кричать за пятую попытку пересдачи» — вот это?..

 

Автор: Записка родителям, конечно. Когда-то повесила на дверь, крику было много в тот день, правда попытка была вторая, тут я приврала чуть, но, если сложить все пересдачи, то, как раз пять и выйдет...

Стрекоза: А по мне — так все представилось довольно отчетливо. Спасибо, Наташа, за мгновение из детства, которое с каждым годом вспоминается все труднее. Все ассоциативно смешалось — Тушнова, Горбовская, Шпаликов и еще тысячи...

 

Автор: А у меня наоборот — детство помню отчетливо, а вот что вчера делала — не всегда. А Тушнова, Горбовская, Шпаликов... Ну, уж так уж... Спасибо, Стрекозка.

                              

Стрекоза: Чудесный триптих об ощущениях любви.

 

Муравей: Неожиданная для меня лирика! Наверное, у тебя, Наташа, впервые так много слова «любовь» на квадратный сантиметр. Словно концентрат чувства. А в финале оказалось, что его скорее нет, чем есть. И еще смутили «смуглые руки», даже от вешнего солнца... И звук, который они при этом издают. А по третьему — честно? Улыбнулась, не поверила. Потому что сначала бабочка, а потом старовата. Бабочки не стареют. Либо живут, либо умирают. Но о содержании стихов про любовь говорить некорректно, ибо... А нравится твоя манера резать строки. Узнается что-то твое, с неожиданностью словоформ.

 

Автор: Спасибище, Муравей. Почему «смуглеют» смутило? Плохое слово? Покрываются загаром. Другое искать? А бабочки стареют, да. Бабочки, бабоньки, бабки, бабульки, бабушки. Это три разных любви — не одна, Муравей.

 

Муравей: Слово-то хорошее. Даже, может, замечательное. Как растет трава или тает снег услышать, наверное, можно, если стать, к примеру, жуком или — муравьем, как я. А вот звук смуглеющих рук мое нездоровое воображение сразу превратило в ззззззззз... Радиоактивная картинка. Но, возможно, это только моя ассоциация. А про три любви — понял, да.

 

Автор: С удовольствием. Стихотворение «Мотылек». Названия схожи, но этот — совсем о другом. Хотя...

                              

Муравей: Хороший стих, Наташа! Но зачем же тем же размером? И как это — «текли столетья сквозь глазниц»? Что-то в русский язык это не укладывается, по-моему.

 

Автор: С размером уж так получилось. Что поделаешь? А в русский укладывается — это допустимая, устаревшая, правда, форма. Мне нра. «И солнца первый луч, скользящий сквозь желтых штор...» А. Блок.

 

Муравей: Все же, думаю, Блок Блоком, а винительный падеж тут поуместнее. Комментирую не как поэт, а как ревнитель русского языка...

 

Автор: А что вы скажете вот об этом?..

 

 

 

Муравей: А что я должен сказать? Виктор Соснора. 1973 год. Хорошее, но уязвимое для критики стихотворение! И именно, с точки зрения стилистики русского языка! Ну а «тать святая» никуда не годится — это намеренный вызов основам русской словесности и режет слух любому настоящему русскому человеку! Не нужно подменять образностью языка (а здесь она, несомненно, присутствует) грамотность! Накидать красивых фраз не связанных логикой, а только рифмующихся красиво, — не значит писать стихи — это именно «рифмоплетство».

 

Автор: Муравей... «Настоящий русский человек» — а это чо за стилистика?

 

Муравей: Наташа! Я не вкладываю политики в это понятие. Настоящий русский — это тот, кто не говорит «вординг», «тайминг», «мегатренды» и т. п. чепуху. И, конечно, знает, что слово «тать» — мужского рода и никогда не поставит подобного слова рядом со словом «святая», и не потому, что не совпадает род, а потому, что верит в эту Святыню. Не имею в виду конкретную религию.

 

Автор: И я не о политике, Муравей. У нас получается интересный разговор, я рада. Соснора — мастер языка. Он не может так ошибаться. Доверьтесь ему. Вот приведу вам пример. Женщина. Врач. Совершенно бесплатно, из самых благородных побуждений, жертвуя своим, может быть, собственным органом, пытается спасти больного ребенка. Но ребенок умирает. Мать ребенка говорит так: «Эта врач святая убийца». Подходит? Мать погрешила здесь против русского языка?

 

Муравей: Мать погрешила против истины, ведь врач спасала, но не смогла, какая же она убийца? А если бы не стала спасать, тогда какая же она святая? Вот и выходит, что не сочетается (парафраз Солнца русской поэзии!) святость и убийство!

 

Автор: Ок. С языком значит все в порядке. Теперь с истиной. А как же Кудеяр-атаман? Как же к святости — через грех и покаяние? Что же невозможного в сочетании «святой грешник»?

 

Муравей: Я не хочу больше спорить на эту тему, Наташа. Лучше о вашем стихе. Как вы думаете, не перебор ли в стихотворении с откровенным натурализмом? У меня тут экспромтик небольшой родился на эту тему, что скажете: «Скрещу я голени, предплечия скрещу, упрусь височной костью в свой сустав лучезапястный, и с тайной грустью диафрагму сокращу, и стернум почешу поллексом безучастным»?

 

Автор: Славный экспромт, Муравей. Спасибо. Но, «голени», именно так и хотела сказать, это не случайность. А вот Пастернак бы не вздрогнул, зуб даю.

Стрекоза: Здорово. Мне и Наташа, и Соснора понравились. Роскошно здесь! Круто.

 

Автор: А то!

Автор: Да. Оно называется «Окопчик»:

                              

Стрекоза: Я кратенько. «Окопчик» — очень правильное название. Не «Окоп», не (тьфу, тьфу, не дай бох) «Отвага» или что-то подобное. А именно — «Окопчик», небольшой, но жутко живучий назло врагу. Сколько там живых-то осталось? Чем им сопротивляться против махины такой, казалось бы... А вот же, на злой жажде выстоять, на упрямой «медвежести», на матюгах, бойцы стоят насмерть. А, может, там всего один... И не молчит окопчик, и вызывает изумление и, надеюсь, страх у фрицев. Пафосно говорю? Ну, может и так... Но заслуживает текст стихотворения и, главное, окопчик, этого пафоса. Много их было тогда — окопов, окопчиков, амбразур, безымянных высот... Но я еще и на себя этот образ примерила — надо, не смотря на недомогание, на печали, стать «окопчиком» для судьбы. Надо держаться за жизнь, даже если ее остался маленький хвостик. Всех вас, дорогие, поздравляю с прошедшим Днем Победы. Горький праздник, но — Праздник. Живите долго!

Муравей: Да уж. Тут моя резонерка будет лишней, пожалуй...

 

Муравей: Согласен. Ну, тогда я буквально пару слов... Надеюсь — никому не придет в голову кощунственная мысль о конъюнктурности темы стихотворения или нечто подобное. После вступительного слова Стрекозы добавить что-то еще, действительно, трудно. Стих — емкий, простой, совсем не пафосный. Хотя, по сути — это гимн, ода маленьким окопчикам, людям, судьбам, из которых была соткана Победа. Да и смысл гораздо глубже и шире. Окопчик — олицетворение не только атрибута военного времени. Это жизненный такой остов, что ли. Бывает, человеку надо вести непрерывный бой с самим собой, чтоб выжить. И где как не в окопчике силы черпать? Пусть мы будем сильными, а вместо окопчика у каждого будет крепость. Мирная.

 

Автор: Во всяком случае, не сдающийся сразу. Спасибо!

 

                              

Стрекоза: Комментировать не получается. Я в шоке практически. Очень сильное стихо, пронзает душу. Пронзительное такое...

 

Муравей: Эксплуатация душещипательной темы. Читателю жмут на правильные кнопки, и он ожидаемо пищит. Рифмы, ну, очень простенькие. Это мое мнение, оно может быть ошибочным, я часто ошибаюсь. Тем не менее, согласен его обосновать.

 

Автор: Знаете, я тут за рифмами не гналась. Я просто вернулась позавчера от своей бабушки, которой уже очень много лет, она очень плохо видит и сильно болеет, но носки моему маленькому сыну, своему правнуку, все равно связала. В этот раз меня эти носки чуть не задавили, я их уже и не даю ребенку, я их храню последние годы. И пусть я жму кому угодно и на что угодно, мне хотелось выговориться, это нужно было мне. И уж поверьте, я эту тему не эксплуатирую с той целью, о которой вы сказали.

 

Стрекоза: Катя, это заметно. Стих очень искренний и трогательный. И простой такой, изящный даже. Замечательный.

 

Автор: Спасибо. Муравей задел меня. Сильно. Больно. За живое. Но... Я его прекрасно понимаю! Не надо так. Я вас всех очень полюбила, и я очень ценю честность, в том числе и Муравья. Интересны ли мне его аргументы? Нет. Я их и так знаю. И все знают. И Муравей все понимает, я надеюсь. Хотелось бы только, чтобы и он поверил в то, что такие слабые тексты могут быть нужными. Но это уже к мировоззрению и ощущению жизни относится. И все мы по-своему правы.

Стрекоза: И меня задел. Как читателя и эксперта. Почему это текст слабенький? В чем? В использовании очень простых, читаемых, человеческих речевых оборотов? Без зауми и выпендрежа? Так это, скорее, плюс автору и тексту. Я только подготовила спич о том, какой это талант, писать просто и потому — гениально. Доходчиво и в то же время — высоко. И тут — бац — кто-то видит какую-то примитивность. Конечно, Муравей приведет кучу аргументов, бесспорно. А они нужны тут? То же касается содержания. В чем, собственно, конъюнктурность темы? В том, что у практически любого человека была любимая бабулечка, с нетерпением ждавшая приезда внука (смысла жизни) и потому державшаяся за эту жизнь изо всех сил? Или в том, что мы и сами будем такими когда-то? Или в том, что многие увидели в стихе отражение своих чувств? Так тогда каждый второй стих можно обвинить в конъюнктурщине, так как он — как не о любви к родителям, так к детям, или еще о чем-то человеческом. Да и вообще, почему это вдруг какая-то персона должна сомневаться в этих чувствах и подводить под них какое-то рыночное обоснование? Так даже Господь Бог не делает. В данном случае в чем-то сомневаться, по-моему, просто кощунственно. В общем, Катрин, слушайте Стрекозу, стих удался, он поражает простотой и глубиной, что бы ни говорили имховые аргументаторы. У меня тоже была бабулечка. она не вязала. Она рукодельничала по-разному. Собирала внукам (мне — в том числе), как она говорила — прЫданое: наволочки вышивала, простынки обстрачивала какой-то затейливой строчкой. И очень обижалась, если я, тогда еще многого не понимавшая, махала руками и говорила: бабуля, ну зачем мне это надо? А она в каждый стежочек душу вкладывала, мудрая была, знала, что все не зря. Ее много лет нет уже, а разные частички прЫданого есть у меня, пользуюсь; память такая бездонная, связь крепкая с прошлым. И пока мы способны испытывать подобные чувства и эмоции, мы — люди, как бы пафосно это ни звучало.

Муравей: И все-таки есть темы, от которых, на мой взгляд, лучше воздерживаться. Страдающие дети, обиженные людьми звери, одинокие, больные старики и т. п. Темы эти, не требуя ни раскрытия, ни особо качественного исполнения, быстро вызывают у нормального человека эмоции сострадания и жалости. Слишком легко и быстро. Самим фактом напоминания о данной реальности. Это запрещенный прием: песок в глаза, удар в живот. Сам грешен, да. Но нечасто, и текстами этими не горжусь. В стихе Катрин единственная эмоция, она же идея, остающаяся по прочтении — старушку жалко. Про рифмы «половицы-спицы», «перловкой-обновку», «затекают-запоминает», «ступнями-овощами» я не буду ничего говорить. Равно как и про «с каждым годом — год за годом». Да и про другие технические огрехи тоже. Мы все грамотные люди.

 

Стрекоза: Муравей, для тебя это главный критерий, да? Вот я все думаю: отчего вот это фуфло с угробищными рифмами не перестает цитироваться почти две сотни лет:

 

 

И всякий раз прихожу к выводу: верно, простой обыватель зрит, так сказать, в корень. Ведь стиши пишутся, в сущности, не ради того, чтобы их оценили в узком кругу экспертов, а именно чтобы их оценили на более широком, обывательском уровне.

 

Муравей: Ты забыла привести в пример еще вот это:

 

 

Два вечных бастиона графоманов. Еще бы, классикам можно, а мы че — хуже? Погнали рифмовать полуботинки.

 

Автор: Володя, согласна, про «что-то здесь не так»... Я вообще не понимаю, как можно во время написания стихотворения задумываться о качестве рифмы?.. Не умею. Иначе это будет либо полностью искусственный стих, либо что-то «на заказ». Я потом, уже после написания, корректирую то, что возможно. А, получается, если заметила что-то не идеальное — не показывай никому. Да, так и до «стерильности» недалеко. Но, может, просто чуть легче ко всему этому относиться? Ведь не общаться, не слушать и не слышать, не значит — писать лучше? Надо писать о том, что близко. Стих свой я люблю таким, какой он есть. Я в него искренне душу вкладывала. Муравей меня огорошил лишь фразой «эксплуатация душещипательной темы». Не специально я ее эксплуатировала. А в целом — да, не ожидала я такого внимания именно к этому стихотворению, оно шло как «очень личное», но получился такой конкретный разбор. Да и хорошо. Меньше всего я хочу, чтобы Муравей что-то там признавал — ему этого не надо (или пофиг уже просто), мне этого не надо тоже. Более того, пусть говорит, пусть критикует, это необходимо, хотя бы для того, чтобы знать разные точки зрения, научиться видеть то, на что не обращала внимания. Муравей писал где-то, что сам он свои тексты сырыми никогда не выкладывает, он педантичен, принципиален и откровенен. Пусть. А то сейчас дойдет до того, что «чтобы девочка не обиделась, не буду никогда ничего ей говорить». Ну и к чему тогда все это? Надеюсь, мы все поймем друг друга.

 

Автор: Отчего же? Наоборот... Подзадорил. Прочту, конечно. И с большим удовольствием. Стихотворение называется «А утро выросло»:

                              

Стрекоза: Прелесть прелестная.

 

Автор: Спасибо, Стрекозка.

Муравей: «А утро выросло за крайними домами / И затолкало ночь в дверные щели. / Забило тараканов плинтусами, / Заправило измятые постели» Я уже лет десять не видел тараканов — только в зоомагазинах. Мне кажется, у них появился огромный тараканий мозг-вожак, давший команду отступить для подготовки чего-то грандиозного... Впрочем, не об этом. Первые четыре строки нареканий вызвать не могут — это вступление, утру приписываются и его, и чужие заслуги, оно молодец. «Личностные трассы» несколько напрягают. От слова «личностный» веет Фрейдом, Юнгом, да вообще, всей психологией, социологией, соционикой вместе взятыми. Понятно, «личные» в ритм не попали, но можно, наверное, как-то похимичить, попереставлять слова, поменять пары рифм — по сути ведь, это вводная строфа, в ней нет ничего более глубокого, нежели ее первый, верхний смысл. Впрочем, может, это мне так показалось, может, ничего страшного. «А я внутри осталась думать чью-то правду. / Писать построчно. Ворошить кусками» И почему «чью-то правду»? Правда — ваша! Зачем ее кому-то приписывать? Далее — не нравится: «закончилась отрезком» все-таки у отрезка два конца, образ понятен (луч-то в бесконечность бьет), но, может быть, в порядке бреда (то есть, случайных вариантов): «(продолжилась) отрезком», «разбилась на отрезки»? Закончили бы последнюю строку точкой. Многоточия — почти всегда не айс, понятен намек — вы ушли бороздить эфир далее. Но нафиг он (этот намек) нужен? «А окна смотрят, как всегда, на запад, / Щекочет ветер кружевные занавески...» Все-таки, если бы окна выходили на восток, откуда восходит солнце, все приведенное в стихотворении звучало бы логичнее, имею ввиду следующую последовательность высказываний: «утро выросло за крайними домами» — «Из дома — вон ... я внутри осталась». Но никто не запрещает, ведь, ЛГ иметь фантазию! Да, и еще... С вашего позволения, хочу прочитать зарисовку на эту тему одного моего хорошего приятеля, автора Решетории — он, кстати, сегодня тоже в этой студии и чуть позже поднимется на сцену — Kinokefal. Тараканий романс называется:

 

 

 

Автор: Ну, йолки.

 

 

Автор: Я хотел бы прочитать вам два стихотворения сегодня. Первое из них называется «Набело»:

                              

Стрекоза: Очень люблю твои стихи, Сергей, но в этот раз я как-то пролетаю мимо... И умом ведь понимаю, что красота, и слова катаются-перекатываются, и все как бы ювелирно и точно, а сердце мое молчит... Это честное, чисто мое мнение.

 

Автор: Очень рад, Стрекоза. И ничего страшного, что мимо сейчас... Сердце надо слушать всегда, а точнее — слушать/читать сердцем. Как ты. Спасибо тебе...

 

Муравей: Очень люблю подобную игру слов-звуков. Повторял вслух (никому не мешаю ведь), любовался ударениями (даже, если не по-авторски). И белым-белым. «Взносясь в персть» громко не могу говорить, наверное — оно для тишины. Тсссс. А какой цвет у звуков «взнсспрст» — не понял. За пределами моего цветоощущения. А я очень люблю белила на холсте, и смеси белил. Вот. Хотя, да, да, говорят — это непрофессионально, лучше серым. Редкое удовольствие от вашего. Спасибо!

 

Автор: Это вам спасибо! Самая большая награда, верно, это, когда так читают твоих детей...

Стрекоза: Да что же это все-таки со мной? Я еще несколько раз перечитала стихотворение, пока автор беседовал с Муравьем. И так, и этак. Прислушивалась к себе. Не, глухо, как в танке. На самом деле, мне нравятся стихи Сергея (гляньте мое «Избранное», они там есть!) Но этот не пробил не то, что навылет, даже по касательной. Уж простите. Я даже не очень поняла, если честно, о чем он. О любви, наверняка. Но это мое право посомневаться. Это о содержании. А форма мне даже понравилась. Этакая звукопись — вязь. Местами непонятная, например — «тобой мнеть» или «взносясь в персть» (куда? — ну совсем русского языка не знаю); а местами — просто роскошная: «черных пролежней талых вод»... Вот.

Автор: Оно называется «Океан»:

                              

Муравей: А это веселая птица синица, которая часто ворует пшеницу, которая в темном чулане храницца в доме, который построил Джек (с). Это такая особая фишка паэтическава мастерства, Серж. Благодарю, получил свежую читательскую струйку вовнутърь... Единая материальность мира (нет границ между водой и небом, к примеру) и единство физического вакуума (где нет материи). И где обитает душа (волны, эфир, поле и т. д.). Плюс гравитация. В общем, все мы из одного состоим, подчиняемся одним законам (далее продолжить...). Чего только не показалось при чтении этого стихотворения. Мудрено, но тут — весь мир. А что такое мир? Сказка про белого...

 

Автор: Все состоит из белого, верно...

 

Стрекоза: Сергей, с неизменным восхищением. Обалденно, честно. Ребенок – чашка – океан... Моя фантазия уже принялась нырять в этот океан. Здорово!

Автор: Главное, не утонуть.

 

                              

 

 

 

 

 

 

Стрекоза: Я не понимаю — почему «бред»?.. Если это бред, то тогда и все мои мысли — бред... Не согласная я с такой формулировкой, не согласная! Близко мне это...

Автор: Почему бред? Бред и есть. Ведь бред — это же не ругательное слово и ничего плохого в бреде, как в самом понятии не вижу. Это гениальный бред, дорогая Стрекоза. Такого ни у кого нет, и не будет. Спасибо вам огромное.

Муравей: Ух, ты. Круто. Начало втянуло, как в воронку. Про бокал и вино — мимо, даже если пьяная смерть. Но... Есть, есть, поймала, Снег! Меня на крючок.

Автор: Ну наконец-то, взят самый неприступный бастион. Мне страшно от совпадений в моих текстах. Спасибо, Муравей.

                               

  

 

 

 

                              *** 

 

 

Муравей: Волча, если честно — есть совершенно раскрепощенные предложения, стремительные, твои. А в целом — это читаемо внутренним голосом автора, но трудночитаемо обычным читателем (как я). Ых, вот бы поработать еще над текстом, причесать его. Но, знаю, что ты этого не будешь делать, как, впрочем, и я своих не чешу. Как про детей говорят: чем старых мыть — лучше новых делать.

 

Автор: Угу, я бы еще знала, что править, тогда бы думала.

 

Стрекоза: А мне нра! Синим солнцем палимы, как пилигримы, безголовые ангелы крылышки жгут! Безголовье скота без голов анонимы с безголовой овчаркой всю ночь стерегут...

 

Автор: Ух, ты, меня понимают. Как приятственно.

 

Автор: С удовольствием, если вы не против. Стихотворение «Соленое»:

                               

  

                              Нависают и — прямо поддых, подряблевший и жалкий. 

 

Стрекоза: Молодец, Тань. Точно, сильно и складно сказано.

 

Муравей: Ну так — другое дело!.. Рифмы, ритм, замысел и, самое главное — то, о чем сказал Володя, когда представлял тебя: виртуозное исполнение. Умниц!

Автор: А и хорошо, что хорошо!..

 

Автор: Очень! Почти как Уайльд.

 

 

Автор: Я буду стараться!

                               

  

Стрекоза: Какая звукопись, вы прислушайтесь: «палач, плеч, публично, плач, беречь». Только Оля наша вот так несерьезно может относиться к своим стихам — лежат они себе в ее дневнике, и лежат. Для кого лежат — непонятно. Нет, чтобы — в ленту выложить, к всеобщему удовольствию, так сказать. Хорошо вот, Володя, вы заметили это стихотворение... А если бы не заметили? И никто б его тогда не увидел никогда... Что-то я уже стихами заговорила: «и никто б его тогда не увидел никогда», да еще и рифма какая оригинальная: «тогда — никогда», нужно записать, а то забуду... Муравей, скажи что-нибудь, пока я записываю.

 

Муравей: Вообще, конечно, по чужим дневникам лазить не хорошо, это все равно, что чужие письма читать. Но, в данном случае, я согласен со Стрекозой — такие стихи должны быть услышаны. Правильно, Володя, что вы прочитали его нам сегодня в прямом эфире. Оля, думаю — не обидится. А что касается темы стихотворения... Был у меня один схожий случай в жизни. Не хочу вас загружать подробностями сейчас. Скажу лишь одно: это очень трудно, больно, а порой, и страшно — произнести наперекор всем и всему: «не хочу». Тема, поднятая Олей в стихотворении, мне близка и понятна. Хорошо, что вы прочитали стих.

 

Автор: Вопрос, конечно, интересный. Что бы вам такое предложить? А предложу-ка я вам, пожалуй, стих-песню, который называется «Плясовая (Петрос Малахит):

                              

  

                              Я босыми тушу ее пятками. 

 

 

 

                              Сто один год не выгорит) 

 

 

Стрекоза: Хорошая получилась песнь.

 

Автор: Малахит — загадошный камень.

 

Муравей: Ых. Плясовая, да не бабская хороводная. Так мужики с притопом жестким, да каблуком сапог хромовых по полу, да размахом сажени малой.

 

Автор: Почему это «малой»? Косой!

 

Автор: Приду. Отчего же не придти?! Спасибо.

                               

  

 

 

 

 

Стрекоза: Наклонись ко мне, и я услышу музыку пальцев на струнах волос играющих локоном.

 

Автор: Да!

 

Муравей: Слушаюсь землю — это да. Без понимания, только иероглифами. Притягательный чужой язык.

 

Автор: Да.

 

 

Автор: Спасибо!

 

 

Автор: Я прочту вам стихотворение, над которым работал довольно продолжительное время. Первую его часть я написал еще в начале февраля, а вторую закончил, соответственно, только в мае. Стих называется «Маяковский (целиком)»:

                              

  

 

 

 

 

                              не в состоянии для крика разинуть рот. 

 

 

 

 

                              -4- 

 

 

 

 

 

 

                              -5- 

 

 

                              подтверждают архивы
                              партийных актов. 

 

 

 

 

 

 

 

                              -6- 

 

 

 

 

 

 

 

 

Стрекоза: Красота!.. Прям, поэма. Дождалась-таки я ее, наконец. Вы молодец, Александр! Это труд... Маяковский. Уровень его поэзии... То, что он «соорудил» революцию в синтаксисе и в духе Поэзии вообще...

Автор: Честно сказать, не являюсь большим поклонником Маяковского. Понял сейчас, как пошло звучит словосочетание «Творчество Маяковского». Как-то даже уничижительно, чего поэт его масштаба не заслуживает. Но, то, что вы о нем говорите, это, несомненно, так — в особенности, что касается духа Поэзии.

 

Стрекоза: Нет, действительно, интересная работа. Показалось, что есть ассоциации с Сорокиным. Как вы — к Сорокину?

 

Автор: Конечно, есть. Мой любимый писатель.

Муравей: Пещеры Урала, говорите? А координаты не подскажете? Интересно сходить, поглядеть.

 

Автор: Широта: 67°35′. Долгота: 65°57′. Но вы там ничего уже не найдете.

 

Муравей: Ну, во-о-от, а я только в праздники собрался прогуляться. Что ж, хотя бы в Интернете гляну. Сейчас, секундочку... Какие вы говорите координаты? Вот... Но, я нашел тут только «Первое коллекторское бюро». Хм-хм, сомнительная пещера.

 

Автор: Ха-ха! Не правда ли, что-то утаивают?

 

Муравей: Да ваще! Я требую правды!

 

Автор: Так я — с удовольствием... Стих называется «0 (ноль) способности к полету»:

                              

 

                             0 жажде

 

 

 

 

 

 

Муравей: Чистая композиция, с ровными углами!

 

Автор: Не совсем представляю себе ровных углов в композиции, честно говоря, но спасибо.

 

Стрекоза: Какие анжамбеманчики!

 

Муравей: Анжамбеманчики ей... Как же она, все-таки, любит красивыми словечками повыпендриваться... Ты, Стрекоза, лучше полноценную рецензию на стих выдай, а то все время я за нас двоих отдуваюсь.

 

Стрекоза: Да, пожалуйста! Одну минутку... Да, здесь есть над, чем подумать. Во-первых, заголовок. «О способности к полету». Но автор набрал на клавиатуре цифру «0», да еще в скобках указал на это обстоятельство. Это даже не игра слов, это игра знаков, игра-альтернатива: есть они, эти способности, или их напрочь нет? Во-вторых, эпиграф. Это первая часть стихотворения Сергея Шестакова. «Эрзерум, туман, грибоед в арбе». Трагически гибнущие поэты. И это только девятнадцатое столетие, впереди — Серебряный век. «Небо, земля, цикада». Стремительное пике и смерть. Были способности к полету у Икара? Читаем первую, оставшуюся за кадром часть стихотворения: «журавля прими, отпусти синицу... подними перо, допиши страницу». Значит, есть? Несмотря ни на что? Глаголы в повелительном наклонении — надо заставить себя работать? В-третьих, само стихотворение, представленное тремя отдельными частями со своими подзаголовочками. Позволю себе расположить их в ином порядке, снизу вверх. Цикада, земля, небо. Смерть жучка случайна и страшна своей бессмысленностью. Просто попал под ботинок. Так же случайно можно попасть под нож, пулю, снежную лавину, слепо обрывающие полет творческой души. Жар-птица пока на земле, в клетке. Но она уже «покидает пепел», «опровергает смерть». И хоть летать ей на воле недолго — «вся-то жизнь на посвист один: фьюить» — она рвется в метель, «отвергает просо», потому что жизнь птицы — это полет. И вот, наконец, небо. «Притяжение не помеха им», просто нужно много работать, «дабы ухнуть однажды в ультрамарин» «Вклад мой в дело поэзии комарин», — говорит автор, потому что небо бескрайнее, сколько ни пиши, оно вместит еще больше стихотворных вибраций, оно бесконечно. Так есть способности к полету у поэта? Даже если он рожден калекой, даже если заперт в инвалидном кресле, даже если убит — его стихи долетят до адресата. Если он, конечно, настоящий поэт.

 

Автор: Спасибо большое, толкование получилось глубже стиха.