Опыт и история учат, что народы и правительства никогда ничему не научились из истории
(Георг Гегель)
Книгосфера
26.12.2008
Убить Вадима и написать книгу
«Я хочу убить Вадима. И я хочу написать книгу о моей матери»...
(Цитируется по тексту Ефима Шумана, опубликованному на «Deutsche Welle» 22.12.2008)
«Удивительно свежо», «увлекательно», «мастерски рассказано», — не скупятся на комплименты немецкие критики, прочитавшие дебютный роман Алины Бронски, родившейся и выросшей в России. «Scherbenpark» можно перевести на русский язык как «Парк осколков». Но это имя собственное. Так называется микрорайон, в котором действуют герои Алины Бронски — в большинстве своем, как и она, выходцы из бывшего СССР.
Люди без будущего
«Порою мне кажется, что я — единственная в нашем районе, у кого еще остались нормальные мечты. У меня их две, и ни одной из них я не стыжусь. Я хочу убить Вадима. И я хочу написать книгу о моей матери».
Этими словами главной героини начинается дебютный роман Алины Бронски. В центре повествования — 17-летняя русская немка Саша, приехавшая вместе с матерью и ее вторым мужем Вадимом в Германию. Они живут в многоэтажной коробке на окраине Франкфурта-на-Майне, среди таких же, как они, людей без будущего и без особого желания изменить свою судьбу. В этом параллельном, полукриминальном, почти ирреальном мире пьют до полусмерти, играют в шахматы, хвастаются новыми татуировками, укорачивают и без того короткие мини-юбки и тупо стараются понять школьные теоремы.
Месть и любовь
Мать Саши как будто находит выход, прогнав, в конце концов, своего мужа, но тот на глазах у детей убивает ее и ее нового друга. Вадим попадает в тюрьму, но Саше этого мало. Она мечтает о мести. Однако вместо этого влюбляется в журналиста намного старше его, заводит с ним роман, а заодно и с его сыном — ее ровесником...
Все эти страсти-мордасти могут показаться чрезмерными, но именно сюжетом, «историей», по мнению некоторых рецензентов, живет роман «Scherbenpark». Он написан очень простым языком, в нем много прямой речи, что для современной немецкой прозы необычно. Какие-то фабульные повороты представляются искусственными, натянутыми, порою морщишься от переизбытка штампов и карикатурности, но главная героиня, «которую окружающие считают жертвой обстоятельств и которая этому активно сопротивляется» (характеристика самой Алины Бронски), с лихвой компенсирует слабости романа.
Благополучная биография
Интересно, что автор вовсе не описывает свою собственную судьбу. Во-первых, Алина Бронски — это псевдоним. Настоящее имя автора издательство не раскрывает, ссылаясь на твердое желание дебютантки разделить литературу и приватную сферу. Известно, что ей около тридцати, что она родилась и выросла в Свердловске, откуда приехала в Германию в 12-летнем возрасте. Но росла, в отличие от своей героини, во вполне благополучной и интеллигентной семье. Отец писательницы — физик, мать — астроном. Сама она после гимназии поступила в Германии в университет, изучала медицину, но потом бросила учебу, чтобы заняться журналистикой и литературой. Она замужем, у нее трое детей.
Все перечисленное, однако, не исключает того, что Алине Бронски (будем называть ее так) действительно пришлось столкнуться с той жизнью, которую она описывает в своей книге. Слишком многим российским немцам, репатриировавшимся в Германию, знакомы унылые многоэтажки в спальных пригородных районах больших городов, эти своеобразные гетто, из которых не так-то легко выбраться. Героине романа «Scherbenpark» это почти удалось.
Спать, рождественский гусь,
отвернувшись к стене,
с темнотой на спине,
разжигая, как искорки бус,
свой хрусталик во сне.
Ни волхвов, ни осла,
ни звезды, ни пурги,
что младенца от смерти спасла,
расходясь, как круги
от удара весла.
Расходясь будто нимб
в шумной чаще лесной
к белым платьицам нимф,
и зимой, и весной
разрезать белизной
ленты вздувшихся лимф
за больничной стеной.
Спи, рождественский гусь.
Засыпай поскорей.
Сновидений не трусь
между двух батарей,
между яблок и слив
два крыла расстелив,
головой в сельдерей.
Это песня сверчка
в красном плинтусе тут,
словно пенье большого смычка,
ибо звуки растут,
как сверканье зрачка
сквозь большой институт.
"Спать, рождественский гусь,
потому что боюсь
клюва - возле стены
в облаках простыни,
рядом с плинтусом тут,
где рулады растут,
где я громко пою
эту песню мою".
Нимб пускает круги
наподобье пурги,
друг за другом вослед
за две тысячи лет,
достигая ума,
как двойная зима:
вроде зимних долин
край, где царь - инсулин.
Здесь, в палате шестой,
встав на страшный постой
в белом царстве спрятанных лиц,
ночь белеет ключом
пополам с главврачом
ужас тел от больниц,
облаков - от глазниц,
насекомых - от птиц.
январь 1964
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.