Еще двадцать лет назад комплекты этих изданий были в домашних библиотеках тех, кто относил себя к читающей интеллигенции...
(Цитируется по: О судьбе «толстых журналов» в современной России. — Телеканал «Культура», 22.10.2008)
Недавно из печати вышел тысячный номер «Нового мира», одного из самых ярких представителей семейства так называемых «толстых журналов». В истории отечественной словесности эти издания играют особую роль. Начиная с XVIII века, они были законодателями литературной моды и рупорами самых передовых идей своего времени. В советскую эпоху «толстые» журналы часто оказывались «цензурной лазейкой» для «неблагонадежных» авторов, а позже, в годы перестройки, стали первыми издателями запрещенных произведений Пастернака, Солженицына, Платонова и многих других. Сохраняют ли сегодня «толстые» журналы свой уникальный статус?
Толстые литературные журналы (сокращенно — «толстяки») на балу глянцевых изданий выглядят аскетами. Журнал «Знамя» создавали специально для военных писателей, поэтому и обложка у него цвета хаки. И хотя «Знамя» уже давно носит штатскую форму, название и военную обложку решили сохранить как дань 77-летней истории. Дизайн «Нового мира» — ежемесячного журнала художественной литературы и общественной мысли — не менялся с конца 1940-х. Отсутствие ярких цветов и иллюстраций — это сигнал для читателя. «Никаких картинок, никаких фотографий, что существует для твоего удовольствия и времяпрепровождения. Здесь будут только умные тексты, много-много умных букв», — говорит главный редактор журнала «Новый мир» Андрей Василевский.
«Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Юность», «Октябрь» — еще двадцать лет назад комплекты этих изданий были в домашних библиотеках тех, кто относил себя к читающей интеллигенции. Тиражи толстяков исчислялись миллионами. Так было до начала 90-х. «С нами остались те, кто любит современную литературу, кому дорого ощущение, что в произведении, которое он читает, последняя точка поставлена два-три месяца назад», — замечает главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин. Тираж «Знамени» сегодня составляет четыре тысячи экземпляров. Это в двести пятьдесят раз меньше, чем пятнадцать лет тому назад. Тираж «Нового мира» — семь тысяч, а когда-то был около трех миллионов. Одним из самых востребованных жанров был роман. «Еще недавно был читатель, который готов прочесть начало, потом подождать месяц — прочесть средину, еще месяц подождать и прочесть окончание. Все, сегодня такого читателя больше нет», — утверждает Андрей Василевский.
Последняя рукопись Анатолия Приставкина могла появиться на страницах «Знамени». Писатель присылал в редакцию свое произведение. Однако публикация в журнале растянулась бы на несколько месяцев, а в издательстве книга вышла уже через двадцать дней. А вот всевозможные очерки, эссе, повести, рассказы мало интересны книгоиздателям, и толстые журналы выступают как Ноев ковчег. «Я вообще считаю этот институт литературных журналов очень важной инстанцией, потому что это есть первоначальный и серьезный отбор», — замечает литературный критик, главный редактор журнала «Вопросы литературы» Лазарь Лазарев.
Когда-то толстые журналы были первыми, кто публиковал произведения именитых авторов, а теперь они первыми открывают читателю новые имена. Главные редактор «Знамени» вспоминает, что букеровский лауреат Денис Куценко когда-то дебютировал в его журнале. «Напечатался в “Знамени” никому не известный мальчик из города Ростова -на-Дону— свою первую вещь об Абхазской войне и 1990-х. После этого попал в Липки, напечатал еще одну вещь у нас, в “Дружбе народов”, где-то еще. Потом одна из этих вещей вышла книжкой», — рассказывает Сергей Чупринин.
В списке авторов, которые печатались в течение года в «Новом мире», примерно сто пятьдесят фамилий — известные и начинающие литераторы. Писатели, которые задают палитру современной литературе.
...Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор - и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я - но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах.
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет - уж за стеною
Не слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора.
Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим - и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны...
Меж нив златых и пажитей зеленых
Оно синея стелется широко;
Через его неведомые воды
Плывет рыбак и тянет за собой
Убогой невод. По брегам отлогим
Рассеяны деревни - там за ними
Скривилась мельница, насилу крылья
Ворочая при ветре...
На границе
Владений дедовских, на месте том,
Где в гору подымается дорога,
Изрытая дождями, три сосны
Стоят - одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко,- здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал. По той дороге
Теперь поехал я, и пред собою
Увидел их опять. Они всё те же,
Всё тот же их, знакомый уху шорох -
Но около корней их устарелых
(Где некогда всё было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему всё пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего. Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Веселых и приятных мыслей полон,
Пройдет он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.