иду домой – снег с водой, расквашенные листья
каплями оседает осени влажное дыхание
пытаюсь на голой ветке повиснуть
или прикинуться полуразрушенным зданием
в которое забредёт голодная сиреневая кошка, а я ей дам пакетик желе «вискас»
сиреневая кошка муркнет мне в глаза
протрёт насквозь набухшую от влаги стену
получится жилое окно с выходом назад
через него можно войти, зажечь люстру
наполнить ванну голубым небом с пеной
и попытаться думать, что голая ветка под тяжестью света хрустнула
заброшенное здание начнёт медленно крениться
потому что из окна можно будет видеть соседей, их кухни
как они готовят ужин, моют посуду
кормят семечками голодную птицу
сначала исчезло голубое небо, потом пена
следом за ними легко и неподвижно стена рухнула
я себе сто раз повторяла: «больше не буду
кормить сиреневых кошек, вызывать полицию»
бесполезно, снова осень, ветка, здание и соседние окна с занавесками из кримплена
начитка здесь :) http://www.fayloobmennik.net/170129
А слов достойных и не нахожу... молча забираю себе.
Спасибо.
интересно посмотреть, как вы эту кошандру молча забрали =))
иногда слова остаются где-то в глубине, их сложно прочитать или услышать, но я слышу мурчание сиреневой кошки - она благомурчит вам :)))
спасибо, что заглянули на огоньки :)
Ваша кошандра не сопротивлялась))) я её буду беречь, чесслово!
попробуйте
только она, как все преданные кошки, имеет свойство возвращаться :)
)))))Ваша коша такое чудо, я её уже не отдам!
ладно, пусть у вас поживёт, только кормите её получше - она очень любит осень :)
начитка очень понравилась
спасибо
видимо, после употребления литра вина всё становится совершенством :)
не знаю.
лично я не употребляла)
Вам непременно стоит попробовать, иначе жизнь пройдёт впустую :)
я имела в виду перед-во время прослушивания.
а так - жизнь проходит сквозь меня, и ни капли - мимо)
жизнь, отфильтрованная через сумирэ.
наверное, её можно потом употреблять некипячёной? :)
ой, сомневаюсь... с противоядием, разве что
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Словно пятна на белой рубахе,
проступали похмельные страхи,
да поглядывал косо таксист.
И химичил чего-то такое,
и почёсывал ухо тугое,
и себе говорил я «окстись».
Ты славянскими бреднями бредишь,
ты домой непременно доедешь,
он не призрак, не смерти, никто.
Молчаливый работник приварка,
он по жизни из пятого парка,
обыватель, водитель авто.
Заклиная мятущийся разум,
зарекался я тополем, вязом,
овощным, продуктовым, — трясло, —
ослепительным небом на вырост.
Бог не фраер, не выдаст, не выдаст.
И какое сегодня число?
Ничего-то три дня не узнает,
на четвёртый в слезах опознает,
ну а юная мисс между тем,
проезжая по острову в кэбе,
заприметит явление в небе:
кто-то в шашечках весь пролетел.
2
Усыпала платформу лузгой,
удушала духами «Кармен»,
на один вдохновляла другой
с перекрёстною рифмой катрен.
Я боюсь, она скажет в конце:
своего ты стыдился лица,
как писал — изменялся в лице.
Так меняется у мертвеца.
То во образе дивного сна
Амстердам, и Стокгольм, и Брюссель
то бессонница, Танька одна,
лесопарковой зоны газель.
Шутки ради носила манок,
поцелуй — говорила — сюда.
В коридоре бесился щенок,
но гулять не спешили с утра.
Да и дружба была хороша,
то не спички гремят в коробке —
то шуршит в коробке анаша
камышом на волшебной реке.
Удалось. И не надо му-му.
Сдачи тоже не надо. Сбылось.
Непостижное, в общем, уму.
Пролетевшее, в общем, насквозь.
3
Говори, не тушуйся, о главном:
о бретельке на тонком плече,
поведенье замка своенравном,
заточённом под коврик ключе.
Дверь откроется — и на паркете,
растекаясь, рябит светотень,
на жестянке, на стоптанной кеде.
Лень прибраться и выбросить лень.
Ты не знала, как это по-русски.
На коленях держала словарь.
Чай вприкуску. На этой «прикуске»
осторожно, язык не сломай.
Воспалённые взгляды туземца.
Танцы-шманцы, бретелька, плечо.
Но не надо до самого сердца.
Осторожно, не поздно ещё.
Будьте бдительны, юная леди.
Образумься, дитя пустырей.
На рассказ о счастливом билете
есть у Бога рассказ постарей.
Но, обнявшись над невским гранитом,
эти двое стоят дотемна.
И матрёшка с пятном знаменитым
на Арбате приобретена.
4
«Интурист», телеграф, жилой
дом по левую — Боже мой —
руку. Лестничный марш, ступень
за ступенью... Куда теперь?
Что нам лестничный марш поёт?
То, что лестничный всё пролёт.
Это можно истолковать
в смысле «стоит ли тосковать?».
И ещё. У Никитских врат
сто на брата — и чёрт не брат,
под охраною всех властей
странный дом из одних гостей.
Здесь проездом томился Блок,
а на память — хоть шерсти клок.
Заключим его в медальон,
до отбитых краёв дольём.
Боже правый, своим перстом
эти крыши пометь крестом,
аки крыши госпиталей.
В день назначенный пожалей.
5
Через сиваш моей памяти, через
кофе столовский и чай бочковой,
через по кругу запущенный херес
в дебрях черёмухи у кольцевой,
«Баней» Толстого разбуженный эрос,
выбор профессии, путь роковой.
Тех ещё виршей первейшую читку,
страшный народ — борода к бороде,
слух напрягающий. Небо с овчинку,
сомнамбулический ход по воде.
Через погост раскусивших начинку.
Далее, как говорится, везде.
Знаешь, пока все носились со мною,
мне предносилось виденье твоё.
Вот я на вороте пятна замою,
переменю торопливо бельё.
Радуйся — ангел стоит за спиною!
Но почему опершись на копьё?
1991
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.