Наблюдательность - инъекция демона. Выродившийся порок.
Цвет попадает в глаз, глаз - в землю... Несокрушима цепь.
Время заворачивается в цвета и контуры, как в комкий блин - творог.
Ты шевелишь губами.
Но с губ не стряхивается ни час, ни вечность, ни золотой рецепт.
Молчишь. Всматриваешься. Вздрагиваешь от осознания, что земля
на перекуре в тамбуре сжимается в мелочь, в щель.
Что гора переходит на красный улицу, подходит к менту и говорит: "Салям!"
Что из пещер доносится истерический смех мощей.
Что каннибалы, передающиеся пятачком из ладони - в пригород кулака,
пожирают себя самих.
Что монументы страдают без зеркала, смотрят в твоё лицо,
омоноличивая его. Что спокойствие молока
растирает по-детски слёзки, если из него удалить кольцо.
Что случившийся прыщик переворачивает историю на сорок сорочьих уст.
Что заклинивший слив в мозгу убивает в тебе Наполеона и двух Кусто...
...Молчишь.
Наблюдаешь, как плодятся мухи и дорожает пульс,
как на острове Голод фитнесы вьют гнездо,
как повидло эскапирует из засушенного кренделька -
словно вода, уходящая от островных отстоев,
как насилуют девочку, заигравшуюся у ДК,
как потом эта девочка учится хохотать и чрезмерно стоить,
как прошедший войны отдаёт свою кровь с мочою нелечащей простыне,
а сынок приникает к оазису огненному, как к звёздочке - сателлит...
Наблюдательность - инъекция демона.
Время ползёт тараканчиком по стене.
Непонятно: отвернуться? зажмуриться? раздавить?
За окошком свету мало,
белый снег валит-валит.
Возле Курского вокзала
домик маленький стоит.
За окошком свету нету.
Из-за шторок не идет.
Там печатают поэта —
шесть копеек разворот.
Сторож спит, культурно пьяный,
бригадир не настучит;
на машине иностранной
аккуратно счетчик сбит.
Без напряга, без подлянки
дело верное идет
на Ордынке, на Полянке,
возле Яузских ворот...
Эту книжку в ползарплаты
и нестрашную на вид
в коридорах Госиздата
вам никто не подарит.
Эта книжка ночью поздней,
как сказал один пиит,
под подушкой дышит грозно,
как крамольный динамит.
И за то, что много света
в этой книжке между строк,
два молоденьких поэта
получают первый срок.
Первый срок всегда короткий,
а добавочный — длинней,
там, где рыбой кормят четко,
но без вилок и ножей.
И пока их, как на мине,
далеко заволокло,
пританцовывать вело,
что-то сдвинулось над ними,
в небесах произошло.
За окошком света нету.
Прорубив его в стене,
запрещенного поэта
напечатали в стране.
Против лома нет приема,
и крамольный динамит
без особенного грома
прямо в камере стоит.
Два подельника ужасных,
два бандита — Бог ты мой! —
недолеченных, мосластых
по Шоссе Энтузиастов
возвращаются домой.
И кому все это надо,
и зачем весь этот бред,
не ответит ни Лубянка,
ни Ордынка, ни Полянка,
ни подземный Ленсовет,
как сказал другой поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
