Мы - психи. Мы разбросаны, как соль,
ленивым дворником на тучах снега,
но - сводят тропки, и в едином спектре
отшельников, которые - мозоль
на пальце быта, мы роднимся смехом.
Нас выложили в блюдо городов -
инопланетных, жидких, в кляре кожи,
шерстинки над десятой жизнью кошки,
пылинки трав, не знающих грехов
и блеска змей.
Нас вывернули с корнем
из ядер недостигнутых Венер,
нас выдернули, как звенящий нерв
из зуба детски-Млечного... Мы тонем
в плевательницах согнутых землян.
Мы снимся астероидам и свету,
и наша кровожадная планета
боится нас, как молодая лань.
*
мелкие-мелкие рыбки
прохладного солнышка
кувыркаются в волосах
золотыми брошками,
на сетчатку - колятся...
между нами - веточки
голубых составов -
непорочны ножницы
ртами круглыми
об-це-ло-вы-вают,
но не режут - нежатся:
дотянуться голосом -
просто так,
как до крови собственной,
как до тени собственной,
как до отклика ветра,
до вспышки - возгласа
невесомых крон, на лазури трёпаных
объективом взгляда во взгляд...
на памяти - невидимки счастья,
сестрински влитого
в карамельки радуг
в кофейных блюдечках...
мы - одной безумной
закатной молнии
сумасшинки-стрелки,
мы - шёпот, гладящий
голубику сумерек
в тёмных впадинках
голубой земли,
два зеркальных глазика...
*
Ты выпадаешь чёртиком из коробка,
козырем - под рукав, на котором - небо.
Наше родство кружит голову, как река -
парус, и омывает ресничек стебли.
Ты - не кольцом - в шкатулку, не мазью - в сон, -
кружевом, полукрестиком - в вырез лифа,
тёплой пыльцой - на пальцы, в которых зонт
голову моет под песней дождя из сливы...
Так - не роднятся.
Так - узнают.
Так спят
на уголках друг друговых снов, в которых -
общая память,
распахнутый зимний сад,
и мотыльки, невинные, будто воры.
*
пишу тебе буквы,
а по телеграфу звёзд
к тебе прилетает дыхание.
возьмёшь ли его в постель,
разольёшь ли гостям чаем -
я не услышу.
почувствую.
расстояние - мелко:
тарелка салатная, где на донышке -
рукопожатие, а на каёмке - будущих
встреч огоньки...
буквы пишу -
эхом о стену сыплятся...
не разобрать на цитаты
общее -
перекотить в тёплых ладонных линиях
линии памяти, будто бы -
хвост ящерицы,
ощущая на пальцах
покалывание его улыбки...
Здесь когда-то ты жила, старшеклассницей была,
А сравнительно недавно своевольно умерла.
Как, наверное, должна скверно тикать тишина,
Если женщине-красавице жизнь стала не мила.
Уроженец здешних мест, средних лет, таков, как есть,
Ради холода спинного навещаю твой подъезд.
Что ли роз на все возьму, на кладбище отвезу,
Уроню, как это водится, нетрезвую слезу...
Я ль не лез в окно к тебе из ревности, по злобе
По гремучей водосточной к небу задранной трубе?
Хорошо быть молодым, молодым и пьяным в дым —
Четверть века, четверть века зряшным подвигам моим!
Голосом, разрезом глаз с толку сбит в толпе не раз,
Я всегда обознавался, не ошибся лишь сейчас,
Не ослышался — мертва. Пошла кругом голова.
Не любила меня отроду, но ты была жива.
Кто б на ножки поднялся, в дно головкой уперся,
Поднатужился, чтоб разом смерть была, да вышла вся!
Воскресать так воскресать! Встали в рост отец и мать.
Друг Сопровский оживает, подбивает выпивать.
Мы «андроповки» берем, что-то первая колом —
Комом в горле, слуцким слогом да частушечным стихом.
Так от радости пьяны, гибелью опалены,
В черно-белой кинохронике вертаются с войны.
Нарастает стук колес, и душа идет вразнос.
На вокзале марш играют — слепнет музыка от слез.
Вот и ты — одна из них. Мельком видишь нас двоих,
Кратко на фиг посылаешь обожателей своих.
Вижу я сквозь толчею тебя прежнюю, ничью,
Уходящую безмолвно прямо в молодость твою.
Ну, иди себе, иди. Все плохое позади.
И отныне, надо думать, хорошее впереди.
Как в былые времена, встань у школьного окна.
Имя, девичью фамилию выговорит тишина.
1997
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
