Рыба моя, мы приехали в новый кот -
там, где худеет сон и мертвеют симки,
там, где дыхания кончики жмутся в грот
пальцев, венком еловым замкнувшимся...
Там, где зыбко-
зябко стоять - и ложишься на спину всем
дайверам прошлых слезинок, в желудок хавки
с бирочкой "север", на чувственное шоссе
тела надежды, что кажется томагавком
и мировой эннадцатой...
Там, где крест
нежно несется пеструшкой, что плодовита
лебеде-девами. Там, где свободных мест
нет в экспресс-туры к памятникам забытых
(разве что - несколько, но - не тебе...)
Где дым
крюггером небо царапает, но - красиво...
Там, где скелетами сердцевые коты
на антресолях хоронятся, и курсивы
пыли стираются тряпкою.
Где слова
врут, как шампанское...
Рыба моя, рыбеха!
Мы переехали в сетку под острова,
где рыбакам не бывает ни грамма плохо,
где я тебя сожру, что спасти, но - тссс! -
это нельзя до похмелья, пока все светит,
атласа мира атласней. Пока песцы
кошками кажутся в утренних глазках сепий,
а на диване качается червячком
сон апельсиновый (слизывай с губ!)
Под майкой
все воды мира чешуйки сосут.
Бочком
ляг. Протяни им винтики-клеммки-гайки.
Нас не сожрут сегодня.
...кипят в ухе
уши небес, оглушенные фейерверком.
Рыбы застенчиво дремлют на за-па-хе
зеркала рыб.
Океаны диванов меркнут.
Сети целуют слюняво. Лениво: мол,
позже...
Дыхания кончики унисонят.
Утром не слышно, как ангел, присев на боль
попкой (верхушку) зажмурился - и не стонет...
Т. Зимина, прелестное дитя.
Мать – инженер, а батюшка – учетчик.
Я, впрочем, их не видел никогда.
Была невпечатлительна. Хотя
на ней женился пограничный летчик.
Но это было после. А беда
с ней раньше приключилась. У нее
был родственник. Какой-то из райкома.
С машиною. А предки жили врозь.
У них там было, видимо, свое.
Машина – это было незнакомо.
Ну, с этого там все и началось.
Она переживала. Но потом
дела пошли как будто на поправку.
Вдали маячил сумрачный грузин.
Но вдруг он угодил в казенный дом.
Она же – отдала себя прилавку
в большой галантерейный магазин.
Белье, одеколоны, полотно
– ей нравилась вся эта атмосфера,
секреты и поклонники подруг.
Прохожие таращатся в окно.
Вдали – Дом Офицеров. Офицеры,
как птицы, с массой пуговиц, вокруг.
Тот летчик, возвратившись из небес,
приветствовал ее за миловидность.
Он сделал из шампанского салют.
Замужество. Однако в ВВС
ужасно уважается невинность,
возводится в какой-то абсолют.
И этот род схоластики виной
тому, что она чуть не утопилась.
Нашла уж мост, но грянула зима.
Канал покрылся коркой ледяной.
И вновь она к прилавку торопилась.
Ресницы опушила бахрома.
На пепельные волосы струит
сияние неоновая люстра.
Весна – и у распахнутых дверей
поток из покупателей бурлит.
Она стоит и в сумрачное русло
глядит из-за белья, как Лорелей.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
