она долго собирала вещи –
как будто не знала, что будет нужнее – плащ или платье
накануне ей приснился сон наверное вещий
но сегодня это было в первый раз и совершенно некстати
в нём не было ничего особенного –
в нём ничего не было
ей казалось, что она узнавала в тон отсутствию осколки звона
и вплетала в мысли из млечного ила
но звон был ничей, ниоткуда
и мысли казались липким пластилином
она окончательно решила взять плащ – шум начинал сыпаться сверху,
довольно зловонный
неестественно синий
прилипчиво-нудный
с вкраплениями талого смеха
он съедал всё что было, всё что не было, всё что
потом заинтересованно глянул в её сторону
она подумала, что надо вымыть посуду
и что кончать с ним надо – и так ясно, потолок протечёт
и плащ явно намокнет, если ещё хоть несколько минут здесь пробудет
но если уйдёт она – он останется не тронутым
тогда её прозрачная рука сжала осколки –
звук тёплыми ручейками заструился из разрезанной хрупкой кожи
боль не чувствовалась, не было больно нисколько..
вдруг она засмеялась – тишина задумчиво-осторожно
составляла оранжевый апельсин
из синих долек
Хорошее...
Очень понравилась тишина с апельсином )))
ударим апельсиновой тишиной по всесеннему авитаминозу :)
спасибо, Тамила :)
однако...)))
Заинтересовали))))
спасибо :)
Нифигассе!
и никак иначе :)
спасибо, что заглянули :)
падал теплый снег
Она включила свет...
падал теплый снег
Она включила свет...
повсюду растекались капли иллюзии отчаянья
и не было теперь ни звуков, ни примитивных стихов
по стенам медленно ползли вверх спаянные
размозженные о дни сны, и он был готов
стать одним из них
лишь бы она коснулась слов глазами
«а помнишь, что было с нами»…
и прекратилось ощущение неприкосновенности тайны
он рвал клыками гриппующую луну
так вышло, тёплый тающий снег случайно
растворил лишь её одну
когда он ломающимся сознанием выл для неё свой стих
Это - суперская поэзия! Это к тому же еще и изобразительное искусство!
В какую древность ты проник, Николай. Спасибо тебе большое, что вернул в то время.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
А. Чегодаев, коротышка, врун.
Язык, к очкам подвешенный. Гримаса
сомнения. Мыслитель. Обожал
касаться самых задушевных струн
в сердцах преподавателей – вне класса.
Чем покупал. Искал и обнажал
пороки наши с помощью стенной
с фрейдистским сладострастием (границу
меж собственным и общим не провесть).
Родители, блистая сединой,
доили знаменитую таблицу.
Муж дочери создателя и тесть
в гостиной красовались на стене
и взапуски курировали детство
то бачками, то патлами брады.
Шли дни, и мальчик впитывал вполне
полярное величье, чье соседство
в итоге принесло свои плоды.
Но странные. А впрочем, борода
верх одержала (бледный исцелитель
курсисток русских отступил во тьму):
им овладела раз и навсегда
романтика больших газетных литер.
Он подал в Исторический. Ему
не повезло. Он спасся от сетей,
расставленных везде военкоматом,
забился в угол. И в его мозгу
замельтешила масса областей
познания: Бионика и Атом,
проблемы Астрофизики. В кругу
своих друзей, таких же мудрецов,
он размышлял о каждом варианте:
какой из них эффектнее с лица.
Он подал в Горный. Но в конце концов
нырнул в Автодорожный, и в дисканте
внезапно зазвучала хрипотца:
"Дороги есть основа... Такова
их роль в цивилизации... Не боги,
а люди их... Нам следует расти..."
Слов больше, чем предметов, и слова
найдутся для всего. И для дороги.
И он спешил их все произнести.
Один, при росте в метр шестьдесят,
без личной жизни, в сутолоке парной
чем мог бы он внимание привлечь?
Он дал обет, предания гласят,
безбрачия – на всякий, на пожарный.
Однако покровительница встреч
Венера поджидала за углом
в своей миниатюрной ипостаси -
звезда, не отличающая ночь
от полудня. Женитьба и диплом.
Распределенье. В очереди к кассе
объятья новых родственников: дочь!
Бескрайние таджикские холмы.
Машины роют землю. Чегодаев
рукой с неповзрослевшего лица
стирает пот оттенка сулемы,
честит каких-то смуглых негодяев.
Слова ушли. Проникнуть до конца
в их сущность он – и выбраться по ту
их сторону – не смог. Застрял по эту.
Шоссе ушло в коричневую мглу
обоими концами. Весь в поту,
он бродит ночью голый по паркету
не в собственной квартире, а в углу
большой земли, которая – кругла,
с неясной мыслью о зеленых листьях.
Жена храпит... о Господи, хоть плачь...
Идет к столу и, свесясь из угла,
скрипя в душе и хорохорясь в письмах,
ткет паутину. Одинокий ткач.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.