Так
умирают крохи -
страшно и безобидно.
Стены молчат и глохнут.
ГлАзкам слепым не видно
маминых равнодуший,
папиных неучастий.
Так умирают крохи -
в вони сортирной - счастьем
чьим-то,
кто пахнет тмином,
верностью и закатом.
Нежность
дорожкой длинной
спит
между двух лопаток.
***
Плачь,
но топи до хрипа...
Чтобы уже не больно...
Чтоб не увидеть
крохам
небушка голубого...
Плачь,
но топи безбожно,
пальцы макая в воду.
Плачь
до саднящей дрожи,
пальцы макая в чьё-то
счастье...
Река валяет дурака
и бьет баклуши.
Электростанция разрушена. Река
грохочет вроде ткацкого станка,
чуть-чуть поглуше.
Огромная квартира. Виден
сквозь бывшее фабричное окно
осенний парк, реки бурливый сбитень,
а далее кирпично и красно
от сукновален и шерстобитен.
Здесь прежде шерсть прялась,
сукно валялось,
река впрягалась в дело, распрямясь,
прибавочная стоимость бралась
и прибавлялась.
Она накоплена. Пора иметь
дуб выскобленный, кирпич оттертый,
стекло отмытое, надраенную медь,
и слушать музыку, и чувствовать аортой,
что скоро смерть.
Как только нас тоска последняя прошьет,
век девятнадцатый вернется
и реку вновь впряжет,
закат окно фабричное прожжет,
и на щеках рабочего народца
взойдет заря туберкулеза,
и заскулит ошпаренный щенок,
и запоют станки многоголосо,
и заснует челнок,
и застучат колеса.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
