На дне морском опять дождит. Мокруха.
За две секунды мир творит креветка.
Глядит на море мёртвая старуха
(труп чайки на скале).
Течёт монетка,
что выпала из паруса штанины
апостола какого-то - приблуды.
Пинают носом вещие дельфины
звезду.
Бренчат вулканы, как посуда.
Ещё Иона глоткой не окучен,
ещё Киприд не создали из мифа,
ещё крылатых железячек кучки
морским барашкам не вмешали в лимфу
песок панамский и кульбабный стронций.
Ещё не видел Магомет взрывчатку...
... стоит гора.
Под морем мокнет солнце,
шарахаясь от голубой перчатки.
2
Вышел сонный мальчик из пещеры:
"День" - на лбу написано тернинкой.
Дедушка в перчатках акушера
режет, как сальцо на чёрном рынке,
кожицу и рёбрышки минуток.
Шепелявит девочка-сиротка,
что не ела травку двое суток.
Грусть в глазах.
И буро-чёрный ротик.
Сновыгают наймытами тени
мимо яблок, пошлых и немытых.
Эпилептикально пляшет пена
на "Богданах" жёлтых в поле битвы
стёклышек, сердец и селезёнок.
Вылетают птички в юг историй.
Семь козлов-наложниц робинзонов
мечутся, пытаясь выдрать море
с горизонта, на который лапы
всё смелее смеют тыкать башни..
Всё творится частой громкой сапой -
растворимых скорше...
Спит на барже,
в ночь идущей, пару сек мальчишка.
Все тернинки сбились в белой чёлке.
Дедушка в перчатках режет шишки
и нарывы воздуха, отщёлкав
"эн" и "э" - оставленным орешком,
мягким и последним...
Старый зодчий-
отчим мира быстро-быстро режет:
"Все - уроды.
Выкидыши, в общем"....
3
Утром жасмином пахнешь.
Карандаши
сонно рисуют стрелки на красных веках.
Глазик, не дёргайся, солнышко, не дыши! -
морда - и так - что ухмылочка чебурека.
Лоб.
Занавеска морщинок, в которых - мор,
море, земля, и солнце, и тот охотник,
что полюбил медведицу, и сыр-бор,
взбитый из той пыли, по которой ходят
грубо-спортивно часы.
И - не с той ноги
снова.
И смрад в пещере.
В WC - разруха.
И телефон выбивает привет, как гимн:
"Ты там не сдохла после.., моя старуха?"
И - выходя качать у обвисших - мир,
и - выходя беременеть от воен,
Бабушка Воздух думает: "Я - упырь.
Крови напьюсь.
Успокоюсь.
На смерть повою".
Думает:
раньше - шесть дней, а сейчас - мильярд -
наоборот!
Ни выходных, ни славы.
Чокнутый паж.
Огнедышащий ветер-брат.
Зеркало-монстр: где саван, а где - красава?
Внуки вот только... выкидыши... мальки...
Как сотворять, убивая, легко и сладко!
Бабушка Воздух вбирает в пустую матку
море,
пещеру,
последний
звериный
крик.
Старик с извилистою палкой
И очарованная тишь.
И, где хохочущей русалкой
Над мертвым мамонтом сидишь,
Шумит кора старинной ивы,
Лепечет сказки по-людски,
А девы каменные нивы -
Как сказки каменной доски.
Вас древняя воздвигла треба.
Вы тянетесь от неба и до неба.
Они суровы и жестоки.
Их бусы - грубая резьба.
И сказок камня о Востоке
Не понимают ястреба.
стоит с улыбкою недвижной,
Забытая неведомым отцом,
и на груди ее булыжной
Блестит роса серебрянным сосцом.
Здесь девы срок темноволосой
Орла ночного разбудил,
Ее развеянные косы,
Его молчание удлил!
И снежной вязью вьются горы,
Столетних звуков твердые извивы.
И разговору вод заборы
Утесов, свержу падших в нивы.
Вон дерево кому-то молится
На сумрачной поляне.
И плачется, и волится
словами без названий.
О тополь нежный, тополь черный,
Любимец свежих вечеров!
И этот трепет разговорный
Его качаемых листов
Сюда идет: пиши - пиши,
Златоволосый и немой.
Что надо отроку в тиши
Над серебристою молвой?
Рыдать, что этот Млечный Путь не мой?
"Как много стонет мертвых тысяч
Под покрывалом свежим праха!
И я последний живописец
Земли неслыханного страха.
Я каждый день жду выстрела в себя.
За что? За что? Ведь, всех любя,
Я раньше жил, до этих дней,
В степи ковыльной, меж камней".
Пришел и сел. Рукой задвинул
Лица пылающую книгу.
И месяц плачущему сыну
Дает вечерних звезд ковригу.
"Мне много ль надо? Коврига хлеба
И капля молока,
Да это небо,
Да эти облака!"
Люблю и млечных жен, и этих,
Что не торопятся цвести.
И это я забился в сетях
На сетке Млечного Пути.
Когда краснела кровью Висла
И покраснел от крови Тисс,
Тогда рыдающие числа
Над бледным миром пронеслись.
И синели крылья бабочки,
Точно двух кумирных баб очки.
Серо-белая, она
Здесь стоять осуждена
Как пристанище козявок,
Без гребня и без булавок,
Рукой указав
Любви каменной устав.
Глаза - серые доски -
Грубы и плоски.
И на них мотылек
Крыльями прилег,
Огромный мотылек крылами закрыл
И синее небо мелькающих крыл,
Кружевом точек берег
Вишневой чертой огонек.
И каменной бабе огня многоточие
Давало и разум и очи ей.
Синели очи и вырос разум
Воздушным бродяги указом.
Вспыхнула темною ночью солома?
Камень кумирный, вставай и играй
Игор игрою и грома.
Раньше слепец, сторох овец,
Смело смотри большим мотыльком,
Видящий Млечным Путем.
Ведь пели пули в глыб лоб, без злобы, чтобы
Сбросил оковы гроб мотыльковый, падал в гробы гроб.
Гоп! Гоп! В небо прыгай гроб!
Камень шагай, звезды кружи гопаком.
В небо смотри мотыльком.
Помни пока эти веселые звезды, пламя блистающих звезд,
На голубом сапоге гопака
Шляпкою блещущий гвоздь.
Более радуг в цвета!
Бурного лета в лета!
Дева степей уж не та!
1919
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
