мальчик, срывающий взглядом все-все фрукты, -
видишь - исходишь слюной, словно сучка в течке,
думаешь: вместо бы ветра играл грудью,
вёл бы тебя по небу на уздечке...
мальчик-опасное лезвие - сам воздух
хмуро идёт под себя, а потом удавкой
комкает шею...
давишь в себе возглас,
шёпотокрик... а сердце - сплошная мякоть...
руки к рукам тянутся, пояс рвётся.
тёмный манок глаз - темнота в топях...
так себе ищут мамку в больном сиротстве,
так в себе предают золотой опыт,
так себя подают на подстилке-блюде
и распускают после на ветер, дуру,
тянут в себя оптом дымок лютый,
зеркалу говорят: "соберись, курва-
тряпка на грани сетки, какого чёрта!
чёрствый глотай через силу...
...когда маком
сыплются ночи, вспомнит ли он, что ты -
тёплая абрикосовая мякоть?"
Нескушного сада
нестрашным покажется штамп,
на штампы досада
растает от вспыхнувших ламп.
Кондуктор, кондуктор,
ещё я платить маловат,
ты вроде не доктор,
на что тебе белый халат?
Ты вроде апостол,
уважь, на коленях молю,
целуя компостер,
последнюю волю мою:
сыщи адресата
стихов моих — там, в глубине
Нескушного сада,
найди её, беженцу, мне.
Я выучил русский
за то, что он самый простой,
как стан её — узкий,
как зуб золотой — золотой.
Дантиста ошибкой,
нестрашной ошибкой, поверь,
туземной улыбкой,
на экспорт ушедшей теперь
(коронка на царство,
в кругу белоснежных подруг
алхимика астра,
садовника сладкий испуг),
улыбкой последней
Нескушного сада зажги
эпитет столетний
и солнце во рту сбереги.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
