...это кислая вата - сквозь форточку, мордой - к лицу:
отстирай, мол, мой сахар слезой, узкоглазой, как смайлик...
Половые условия. Коврик скребёт по свинцу
позвонков, на которых печать не стоит кинозала.
На которых стоит лишь клеймо простыни на воде,
сквозь которую мы - вверх руками растём по теченью
(вдоль теченья - кувшинки по горло стоят в кислоте,
и кувшинки - священны...)
Попроси у кувшинок спросить, где любимая, дом,
попроси у кувшинок коренья-побеги из рая...
По коричневой тюли пушинка стремится в ладонь -
как глаза самураев.
Как слепые глаза наши, ставшие спелыми. Как
наши хрупкие крики о помощи - кто нам поможет?
Вата смуглой спины?
Угасающий воздух-маяк?
Ледовитость кувшинов, похожих на жёлтые мощи
для вина, причащаясь которым мы снова растим
виноватость, случайность и корни запястий, пробитых
узкоглазой слезой нелюбви на полу из пустынь
и кроватных корыт, покорёженных в сонных кульбитах?
Усыпи, словно кошку - уколом в сопливящий нос.
Упокой, словно бог - "магдален", застрелившихся брошью...
Я приду к тебе сниться - киношкой, отбросившей хвост
голливудско-хороший....
Я приду к тебе - небо из тюбика пастой давить.
Я приду - вниз руками тонуть в одеяльных горячках,
пахнуть срезанной грудью палёной осенней травы
на закатах безбрачных.
Не люби меня - кислую змейку в небесном ручье,
что сквозь форточку в ватную душь затекает и руки
поднимает, сдаваясь... не зная, за что и зачем
заигралась в ворюгу...
Не люби меня.
Может, кувшинки подскажут...
Ладонь
отстирай от щеки. Оботри одеялочным смайлом.
Половые условия.
Время стучит молотком
по течению.
Кислая вата.
Целуемся льдом -
чтобы то, что ты - да, сдуру я перед сном не узнала...
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами.
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"In vino veritas!" кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душа лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906. Озерки
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.