В мире картох и крох
веник сметает лишн...
Лучших насыплют в рог
ярмарки чуд и крыш,
в супчик для вил-копыт
чертовых лошадей...
Мы - вымирающий вид
скомканных площадей,
где не осталось мест
нищенских балерин:
папороть на насест
баночек и витрин
тулится, словно зайк -
в шелк "корабля" в депо...
Бешенство разрезать
пробует кут тупой
рамы к портрету лип
в липовой чело-хе...
В городе заулыб,
в тонкой стальной блохе,
в зале для "потанцуй
в стиле электрик-мяс" -
тесно - лицом к лицу -
паззлом сложили нас.
Выпустили - потом.
Не разорвав - смешав
лица - в мозайки ком,
падающий на шарф,
чтоб никто глаз не ви -
выдадут! как не грей
взгляда...
Без головы
мечется лошадь-грей
дориандорно по
городу.
Прятки...
Пря.. -
наши - идти в слепой
вызов на полрубля -
в морды и на штыки
банок и лживых панн,
в площади-индюки,
в фишечный океан,
в фиговый шалашун
sos-нет-склероз-друзей,
в зябкий осенний шум
шавок, что - бирюзей
неба - в чумазых лбах
носят корону блох,
веруя: ни аллах
крыс, ни колбасный бог
их не погладят по
паршам....
(Как суп кипит
в чане души... тепло...)
Мы - сумасшедший вид -
жарящийся в соку
собственных жертв и жал...
Лунами на снегу,
между колес и шпал,
прыгающий, как тень
нищенских балерин -
в пряткотеатре вен
змеев горынь-добрынь,
в пряткоузле аорт
огненных саламандр...
Мы - ненормальный род,
вброшенный, как в плацкарт -
детка-украли-все -
кем-то слюнявым.
Мы -
вписанные в рассол
утренней кутерьмы,
в наглые губки лжи,
в томный туман дерьма...
Кажется, не дрожим.
Глазками, как хурма -
мягкими, пятясь, пя-
пялимся на "вокруг"...
Нам запретили спать.
Нам прицепили плуг -
вместо хвостов -
пахать,
вкатываться - в навоз,
между гламурных хат,
мужде пузов и поз,
между собой и "я" -
тем, что узнать - низзя...
Бешеная скамья.
Шавочка-бирюза
спинкой - о ножку... Так
тщетно - к лицу - лицом...
Не должен быть очень несчастным
и, главное, скрытным...
А. Ахматова
Я ждал автобус в городе Иркутске,
пил воду, замурованную в кране,
глотал позеленевшие закуски
в ночи в аэродромном ресторане.
Я пробуждался от авиагрома
и танцевал под гул радиовальса,
потом катил я по аэродрому
и от земли печально отрывался.
И вот летел над облаком атласным,
себя, как прежде, чувствуя бездомным,
твердил, вися над бездною прекрасной:
все дело в одиночестве бездонном.
Не следует настаивать на жизни
страдальческой из горького упрямства.
Чужбина так же сродственна отчизне,
как тупику соседствует пространство.
1962
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
