Откроешь рот - и видишь: рухнул дым
в окне. Из туч - волчица и молчица:
протяжно воют. Марш. Под марш плоты
седлают правда - с шрамом под ключицей
и правда - с глазом вытекшим. И - все.
.. и видишь: курят молча на балконах
далекие соседи. И косой
улыбки к лицам крепит кто-то, полный
гримас...
.. и солнце рвется за бугром.
И губ родных - такая заграница! -
нагорно проповедует о том,
что все родное может приключиться
в каком-то веке, за триморьем царств,
за Брошенкой (не речкой - Рубиконом)...
О, мой тюремщик земляничных цац-
губокусаний! Как ты непреклонен,
как правилен! - в окружности других
тюремщиков, молчальников, смеячниц,
погонщиков барановых интриг,
хранителей храмированных качеств
(отдельно, в запыленных сундуках,
чтоб ни одна проверка не нарыла)...
Под небом цвета грудки индюка,
ощипанного кухней ластокрылых -
земных и добрых толстых мартобрят,
все чувства культивируют сутулость...
Я знаю: о таком - не говорят.
Заткнулась.
2
какая опасность! - о том, что в ладонях
катаешь, как хлебные щечки, жда-жданье
того, что проснемся в два тридцать и снова
завалимся в сено, где гномики прячут
целебные игры,
цикадные вскрики
(в морозной квартире!),
сонеты в помарках
(там птицы не знали, как в музыку вклинить
чуть-чуть попронзительней и понежнее)...
об этом - не надо.
о том, что в ладонях
я гусениц глажу, кальяново-синих,
алиба-хранящих
грибные пещеры,
где прячут все-память -
о первых лесах и
языческих играх,
о первых ударах
и зубрах последних, -
не надо тем более:
пропуск.
в дурдомный
малиновый шарик
(не рубик!),
где дяди
какие-то злые,
а тети - как дяди...
такая опасность...
дразнить!
как собаку,
не зная, но зная,
что цепь - подпилили, -
какую-то силу
Безгубого Культа.
надеясь на то, что
пути отступленья
намылены гали- и всяко-безумцев
седцами,
грудинами,
пятками...
так, что
катиться по ним - легче легкого:
словно башке (что срубили) - по марсову полю...
и верить
в спасительный комнатный шепот:
"хозяева смылись.
забрали ключи. и
войти - невозможно"..
вот так
выдают себя
глупые психи,
без навыка
тихого-тихого -
бредить
про всех
и про все -
про себя.
3
... а о том, что, лишь потерявши - вовсю кричим -
на Ивановскую, Бездомновскую, Грудную -
вообще помолчи.
Есть же простенькие ключи,
чтобы боль заморозить (искусственным снегом - тую!) -
и смеяться, что, лишь потерявши и лишь предав,
примеряемся - и успокоенно: "Не размерчик!"
Это - самый покорный и самый ручной удав -
Ни-Словечка.
Он предок великого Даже-Речи-
Не-Бывает! - из Междуречья, Междустыда,
Мимосилья, Морозостана - из мифов, словом.
Он умеет на воздухе царственно восседать.
Он умеет править красиво и бестолково.
Он давить умеет - и учит безумным па
самодушия души, воробьев и ласки.
Вместо "ношпы" дает таблеточку для "не спать"
и из зайчьего меха - для "лже-улыбаться" - каску.
Он - прекрасный тиран.
Он - великий могучий маг.
Просто - Гудвин кирпичных кладок в ежовом горле!
И на пытках его - давно каждый день аншлаг.
И попробуй хоть в рожу бросить, что змеик - голый,
ни перьинки, ни меха! -
Как надо...
Атас-прикид.
В мощных кольцах - молчанья вселенский багровый атлас...
(да-да-да.
Откровенно слишком.
Мой рот закрыт.
Это - музыка.
Показалось...)
4
... когда-нибудь, как мы себе "подаст"
(Подасты!) - мыс надежд и небо - в омут,
мы улетим, детеныш, за сто царств -
где нет лекарств и детики не тонут,
как крысы, как котята, как мумы -
в наплывах равнодушия и фальши.
Где травы-губы трубочкой холмы
протягивают (как ладонь - купальщик)
навстречу солнцу...
Хочешь быть холмом?
Купальщиком?
Макушкой разнотравья?
Рассветного залива балыком,
не тронутым настоянным кровавым
извечным понедельником из "щелк-
закрой за мной. Не спрашивай, когда мы"...
Там черви в рукавичках гладят шелк,
случайно поцарапанный губами, -
из разных слов.
Там святят муравьи
любую землю, на которой - вырос.
Там можно обожать! и - говорить,
не говоря:
как стены и папирус,
как взгляд воды,
как столбик крови, что
не знает слова "течь" - в объятьях цепких
спокойствия...
Там сны сквозь решето
затылков и сквозь тоненькую сетку
почти не нужной кожи (от кого
тут защищаться?!) - сыплются каштанно...
... а ты сидишь на бойне хоровой...
Скажи: как можно так - сидеть - нежданно-
негаданно "не видно" - как сидеть
вообще возможно? Как так - ждать "подаста"?!
Молчу.
Молчу.
Как на безрыбье - сеть.
Как на протезе - дорогая паста.
Как лилия - в варенье.
Энный раз.
В без-тенье царства, где душа - "наглее"...
...а знаешь, в нашем - тоже нет лекарств.
Но - тсссс! - о том, что мертвые - болеют...
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна...
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперед.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик
Лишь крохоборствуя успел запечатлеть.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь...
16 января 1934
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
