... от шумеров - до Шуберта - шорох нескошенных душ,
от душицы - до должности дерева срубленных веток...
Я не слышу людей.
Я сорвала божественный куш
в казино аутсайдеров,
в городе мокрых салфеток.
Так срывают с лопаточки шулера - сон земляник
на заброшенных кладбищах и недоеденных духах.
Так срывают парчу (под парчой - персональный ледник,
и друзья улыбаются мёртво до кончика уха).
Так срывают с себя хищный лифт говорливых емель,
по которым отели то хнычут, то попросту нычут
свои рваные души...
А я так - не слышу людей -
их лохматых минздравов,
их куцых "па-па" перекличек,
их надкушенных глаз у вахтёров ВсеПравильных Баз,
их размерных восторгов и взвизгов на розово-свинском...
Муравьи, словно мелкие скифы, сползаются в пасть
опустелой пустыни, не строившей чучела Сфинкса,
и я слышу их лапки - тёр-тёр - по затёртой коре
апельсина земного, помятого каждым, который
его носит в свинцовом кармане, чтоб в волчьей норе
приготовить на зиму варенье историй про "горе
и печаль по-простому"....
Ни ран от того, что Руан
выжигает глаза неприсутствием Жанн,
ни лавины,
ни нирваны от ругани ( хлыст! океан! ураган!)
саблезубых планетных без горького префикса "ино-"
-
я не слышу людей.
Я - неслышима.
Ящик со ртом.
Звероящер на Марсе.
Вмерзающий в "холодно" хрящик.
Неприрученный зверик, не слышавший "Рядом!"
Зато
в алом небе летит - метеором? - хрустальный барашек -
с тихой чёлкой, улыбкой и близостью звука души,
от шумеров и Шуберта в дереве мира шуршащей...
Повисим в темноте над землёй
и теплом пошуршим -
настоявшимся
и настоящим.
Свежак надрывается. Прет на рожон
Азовского моря корыто.
Арбуз на арбузе - и трюм нагружен,
Арбузами пристань покрыта.
Не пить первача в дорассветную стыдь,
На скучном зевать карауле,
Три дня и три ночи придется проплыть -
И мы паруса развернули...
В густой бородач ударяет бурун,
Чтоб брызгами вдрызг разлететься;
Я выберу звонкий, как бубен, кавун -
И ножиком вырежу сердце...
Пустынное солнце садится в рассол,
И выпихнут месяц волнами...
Свежак задувает!
Наотмашь!
Пошел!
Дубок, шевели парусами!
Густыми барашками море полно,
И трутся арбузы, и в трюме темно...
В два пальца, по-боцмански, ветер свистит,
И тучи сколочены плотно.
И ерзает руль, и обшивка трещит,
И забраны в рифы полотна.
Сквозь волны - навылет!
Сквозь дождь - наугад!
В свистящем гонимые мыле,
Мы рыщем на ощупь...
Навзрыд и не в лад
Храпят полотняные крылья.
Мы втянуты в дикую карусель.
И море топочет как рынок,
На мель нас кидает,
Нас гонит на мель
Последняя наша путина!
Козлами кудлатыми море полно,
И трутся арбузы, и в трюме темно...
Я песни последней еще не сложил,
А смертную чую прохладу...
Я в карты играл, я бродягою жил,
И море приносит награду,-
Мне жизни веселой теперь не сберечь -
И руль оторвало, и в кузове течь!..
Пустынное солнце над морем встает,
Чтоб воздуху таять и греться;
Не видно дубка, и по волнам плывет
Кавун с нарисованным сердцем...
В густой бородач ударяет бурун,
Скумбрийная стая играет,
Низовый на зыби качает кавун -
И к берегу он подплывает...
Конец путешествию здесь он найдет,
Окончены ветер и качка,-
Кавун с нарисованным сердцем берет
Любимая мною казачка...
И некому здесь надоумить ее,
Что в руки взяла она сердце мое!..
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.