Я нырнула под волну, которая искрилась на фотообоях.
Сразу жара отступила, прохладная вода мягко заструилась вдоль боков. По привычке я всплыла на поверхность… Солнце слепило глаза и вода набиралась в уши. Вдохнув побольше воздуха, я нырнула в глубокую синеву. Много ли времени прошло? Нет, конечно. Захотелось вдохнут, в висках застучало, и мне показалось, что я просто взорвусь. И этот страх… О как же мы привыкли дышать воздухом, пусть с выхлопными газами, и всякой вонью, но воздухом. Но вдохнуть всё равно пришлось… Страх пропал, и появилось ощущение какой-то наполненности и тяжести.
Я плавно опускалась спиною вниз. Я думала, что вниз, потому что пятно света вверху становилось всё меньше, а свет через него проникал более размытым.
Почему-то вспомнился эпизод из детства. Я увидела себя первоклашкой, которая сидит рядом с училкой и плачет. Не помню, конечно, чем мы, малышня, так её расстроили. Учительница, молодая женщина с блестящими светлыми волосами, собранными в пучок, расплакалась. А я села рядом и тоже начала плакать, может, от жалости к ней? Не знаю. И теперь слёзы подступили к глазам. Но уже, наверное, от жалости к себе. Только они не стекли по щекам, а смешались с морской водой. Как будто их и не было вовсе.
Я видела свою левую руку… она парИла совсем рядом и была такой невесомой, совсем лёгкой. Рука казалась длинной странной рыбой с хвостом вместо кисти. Но вот волосы наплыли на лицо, мешая смотреть. Обычно так волосы заслоняют лицо, когда сильный ветер дует в спину и сдувает их вперёд.
Я плавно легла на песок. Наверное, вода была рада, что я теперь в ней навсегда, поэтому она так бережна со мною… Я смотрела перед собой… Глаза привыкли в сумраку. Песчинки вокруг меня улеглись. Вода казалась темно-бирюзовой, очень похожей на ту, что в Синей бухте Нового Света… Было очень красиво и тихо. Рыбёшки ловили пузырьки воздуха, которые поднимались от водорослей… Большой краб уселся мне на руку… Может, принюхивается, ещё откусит палец – подумалось мне. Что же это я лежу - нужно вставать…
Анциферова. Жанна. Сложена
была на диво. В рубенсовском вкусе.
В фамилии и имени всегда
скрывалась офицерская жена.
Курсант-подводник оказался в курсе
голландской школы живописи. Да
простит мне Бог, но все-таки как вещ
бывает голос пионерской речи!
А так мы выражали свой восторг:
«Берешь все это в руки, маешь вещь!»
и «Эти ноги на мои бы плечи!»
...Теперь вокруг нее – Владивосток,
сырые сопки, бухты, облака.
Медведица, глядящаяся в спальню,
и пихта, заменяющая ель.
Одна шестая вправду велика.
Ложась в постель, как циркуль в готовальню,
она глядит на флотскую шинель,
и пуговицы, блещущие в ряд,
напоминают фонари квартала
и детство и, мгновение спустя,
огромный, черный, мокрый Ленинград,
откуда прямо с выпускного бала
перешагнула на корабль шутя.
Счастливица? Да. Кройка и шитье.
Работа в клубе. Рейды по горящим
осенним сопкам. Стирка дотемна.
Да и воспоминанья у нее
сливаются все больше с настоящим:
из двадцати восьми своих она
двенадцать лет живет уже вдали
от всех объектов памяти, при муже.
Подлодка выплывает из пучин.
Поселок спит. И на краю земли
дверь хлопает. И делается уже
от следствий расстояние причин.
Бомбардировщик стонет в облаках.
Хорал лягушек рвется из канавы.
Позванивает горка хрусталя
во время каждой стойки на руках.
И музыка струится с Окинавы,
журнала мод страницы шевеля.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
Авторизация
Камертон
