Миндальничай, валандайся, в скандальях
кружа, ни в шаг не сдвинувшись с тоски...
Мы - камни. Нам положены медали -
серёжками в кровящие соски:
мы - собраны и брошены на-порознь.
Мы - головасты слишком...
Погоди!
Отрежь её!.
И память будет - хворост,
и он зажжётся даже от воды.
Долой башку! Ведь это дело - глина...
Лепи из глины птичий дала-лай...
Мы рождены в заброшенной долине,
где боли плачут бесам: "баю-бай".
Ты помнишь, зверь, единорожно-детский, -
шампанский вихрь утраченных голов
по полю-полю, где земля - как нэцкэ,
мала, и норок нет, и нет углов?
Как были мы в панически-весёлом
хрустальном заповеднике для мук?
Как нас кусали розовые пчёлы,
и защищал на льду хромой паук?
Как целовались, прижимая запад
к востоку цвета ириса в пруду,
и рот земли раскрыт был, словно запах
кувшинки с солнцем в этом нежном рту...
Как ртуть, вскипали гномики магнолий...
Щербато улыбались дикари-
цветы..
И смех шёл - как с изнанки горла
закатопростирающей горы
шёл свет - шершаво-шелестящий, шумный,
с лукошком тучек в рожках и венках...
И швартовались бархатные шхуны
рук мотыльковых, предвкушая взмах
рук божьих одуванчиков пушистых...
Башку долой, родной, башкудолой!
Далай-мне-неба, где - развратно-чисто,
где кузнецы летят живой петлёй,
где камни нас, размоченных на камни
парят и плачут в нимбе нежных пчёл,
и колокольно шепчет цвет миндальный:
"далай-мне..." - свету в жёлтое плечо.
..как были мы наивно-фудзиямны!
Как в ямах проверяли пульс земли...
Как целовали кожей - чёрны камни
под кожей,
как сиреневый налив
адамоев поили сном сгущённым
и терпким мёдом выжатых венер...
Как нас любили розовые пчёлы,
рождённые в долине вечных вер!..
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами.
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"In vino veritas!" кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душа лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906. Озерки
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.