...это кровь на губах? Прилипает, как тело - к душе -
от укусов любовников за васильковые слитки
под глазами кувшинок на Озере Тёмных Ножей -
на лице, что входящему всяк - и багор, и калитка.
От укусов изменников, изгнанных, избранных за
под-изнаночность зубиков, ласых до слёз на закате,
под глазами трепещет святая моя стрекоза,
говорящая крыльями на языке языкатых
одиночных каморок, умевших, как варежка, - вширь! -
и норошек, и мошек, и мишек в медке и подливе
принимать, как лекарство - и вешать на бирочный штырь
в ледовитой заплечной котомке, где всяк молчаливый
разговорчивым станет...
Не кровь это, детка, не кровь!
А озёрная радуга в тёмно-багровых балетках,
у индусского озера, где - вереница богов,
и ушастая рыба-змея обнимает монетку,
и котята царапают этот нехитрый пейзаж,
и в прозрачности храма цветы преподносят трёхликой,
и скрывает туман (как сообщник, но всё-таки - страж),
что в котомке твоей точно так же сидят забулдыги,
как святые - в озёрно-прозрачной шкатулке,
как медь -
под изгибами рыбы
( а ты преподносишь им корки... -
как кровинки - с губы, научившейся жить и неметь,
приземляясь на новые гвозди и новые горки)...
...горько-горько, как трещинки в рыбе доверья к воде,
кровно-кровно, как бинт облаков - в синяки водоёмов,
я копилкой божков прижимаюсь тихонько к тебе
и кусаю за мыльную холку иллюзию дома -
в приозёрном краю, где стрекозы отчаянно врут,
где в корзинках цветы прикрывают колючки познаний,
где багровые радуги входят по самую грудь
в след укуса на сердце - и машут цветастыми снами...
И, завесив лицо васильково-туманным платком,
по кровящему льду бубенцами напрасных иллюзий
я ступаю, забыв, что на грабли ступать нелегко,
и что можно заплакать, пытаясь тебе улыбнуться.
Шебуршится котомка, елозит в заплечную явь.
Выпадают ножи осторожности в стёклышки бегства...
Это кровь на губах. Как свобода, торопится вплавь...
На твоих ведь губах хватит места?
Серый коршун планировал к лесу.
Моросило, хлебам не во зло.
Не везло в этот раз Ахиллесу,
Совершенно ему не везло,
И копье, как свихнувшийся дятел,
Избегало искомых пустот.
То ли силу былую утратил,
То ли Гектор попался не тот.
Не везло Ахиллесу – и точка.
Черной радуги мокли столпы.
И Терсит, эта винная бочка,
Ухмылялся ему из толпы.
Тишина над судами летела,
Размывала печаль берега.
Все вернее усталого тела
Достигали удары врага.
Как по липкому прелому тесту
Расползались удары меча.
Эта битва текла не по тексту,
Вдохновенный гекзаметр топча.
И печаль переполнила меру,
И по грудь клокотала тоска.
Агамемнон молился Гомеру,
Илиаде молились войска.
Я растягивать притчу не стану,
Исходя вдохновенной слюной.
В это утро к ахейскому стану
Вдохновенье стояло стеной.
Все едино – ни Спарты, ни Трои,
Раскололи кифару и плуг.
Мы одни среди пролитой крови,
Мы одни – посмотрите вокруг.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
