из цикла "Ушельские хроники. персонаж Блиц-СИ (DAN)"
Путевые заметки вечного бомж(а)
Содом и Гоморра играли в лапту, а в северных реках замёрзшая ртуть
молчала и строила планы
О том, что однажды не станет богов и выскочит ртуть из своих берегов
на белые снежные камни.
На севере мишка с толпою цыган, несчастливо весел, отчётливо пьян
Трясёт позолоченный бубен.
На севере люди дождутся весны, отрежут от солнца кусочек луны
И счастливы, люди, как люди.
А я наблюдаю за каждым лицом, глотаю чаинки вприкуску с мацой
И верю, что в белые ночи
Наверное, нужно мечтать о любви, но снизу такой удивительный вид
А сверху? Да как-то не очень.
Петляет земля меж таких же земель, родители просят у неба детей.
А небо? А небо закрыто
Ни снега, ни града…осенний туман, я дождь наливаю в гранёный стакан
И думаю: надо бы выпить.
Автобусы гордо качают народ, гудят пассажиры: закончится год
И сгинет проклятая осень.
Сиденья скрипят, у водителей грипп, во чреве автобусном к сердцу прилип
Больной оловянный компостер.
Шансон на семи беспокойных ветрах, а в зеркале маленький мальчик аллах
Над нами плывёт и смеётся.
И северный мишка и табор, да все, глотаем тягучий небесный кисель
И строем уходим на солнце.
как интересно:
я всех собак выстраивал по росту... (с)
со звонким лаем строились собаки (с)
еще было, но не помню где...
и здесь строй:
И строем уходим на солнце. (с)
что-нибудь да значит. Навязчивый образ 7 слоников? ) Вы часто пытаетесь представить цепь объектовсобытий. И, кажется, всегда уходящую вдаль.
Пасиб огромный, может на ты, а? Но, это фишка ЛГ - Дан, представление объективных событий, уходящее вдаль. я гораздо попроще на всё смотрю, вернее, я так далеко не смотрю, если честно.
на ты, на ты. нормуль.
вообще. всё что обедняет ряд ЛГ моих - это 16 зеркал, с этого, можно сказать началось)))
ого, как все не просто. Мои стишки - пятиминутки. А тут целый мир со своими зеркалами. Всегда завидовал умеющим так перестроить реальность! 16 зекркал... надо же!)
Улётное)
очень спасибо!)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Как побил государь
Золотую Орду под Казанью,
Указал на подворье свое
Приходить мастерам.
И велел благодетель,-
Гласит летописца сказанье,-
В память оной победы
Да выстроят каменный храм.
И к нему привели
Флорентийцев,
И немцев,
И прочих
Иноземных мужей,
Пивших чару вина в один дых.
И пришли к нему двое
Безвестных владимирских зодчих,
Двое русских строителей,
Статных,
Босых,
Молодых.
Лился свет в слюдяное оконце,
Был дух вельми спертый.
Изразцовая печка.
Божница.
Угар я жара.
И в посконных рубахах
Пред Иоанном Четвертым,
Крепко за руки взявшись,
Стояли сии мастера.
"Смерды!
Можете ль церкву сложить
Иноземных пригожей?
Чтоб была благолепней
Заморских церквей, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
Государь приказал.
И в субботу на вербной неделе,
Покрестись на восход,
Ремешками схватив волоса,
Государевы зодчие
Фартуки наспех надели,
На широких плечах
Кирпичи понесли на леса.
Мастера выплетали
Узоры из каменных кружев,
Выводили столбы
И, работой своею горды,
Купол золотом жгли,
Кровли крыли лазурью снаружи
И в свинцовые рамы
Вставляли чешуйки слюды.
И уже потянулись
Стрельчатые башенки кверху.
Переходы,
Балкончики,
Луковки да купола.
И дивились ученые люди,
Зане эта церковь
Краше вилл италийских
И пагод индийских была!
Был диковинный храм
Богомазами весь размалеван,
В алтаре,
И при входах,
И в царском притворе самом.
Живописной артелью
Монаха Андрея Рублева
Изукрашен зело
Византийским суровым письмом...
А в ногах у постройки
Торговая площадь жужжала,
Торовато кричала купцам:
"Покажи, чем живешь!"
Ночью подлый народ
До креста пропивался в кружалах,
А утрами истошно вопил,
Становясь на правеж.
Тать, засеченный плетью,
У плахи лежал бездыханно,
Прямо в небо уставя
Очесок седой бороды,
И в московской неволе
Томились татарские ханы,
Посланцы Золотой,
Переметчики Черной Орды.
А над всем этим срамом
Та церковь была -
Как невеста!
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту,-
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту...
А как храм освятили,
То с посохом,
В шапке монашьей,
Обошел его царь -
От подвалов и служб
До креста.
И, окинувши взором
Его узорчатые башни,
"Лепота!" - молвил царь.
И ответили все: "Лепота!"
И спросил благодетель:
"А можете ль сделать пригожей,
Благолепнее этого храма
Другой, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его
Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских
И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Соколиные очи
Кололи им шилом железным,
Дабы белого света
Увидеть они не могли.
И клеймили клеймом,
Их секли батогами, болезных,
И кидали их,
Темных,
На стылое лоно земли.
И в Обжорном ряду,
Там, где заваль кабацкая пела,
Где сивухой разило,
Где было от пару темно,
Где кричали дьяки:
"Государево слово и дело!"-
Мастера Христа ради
Просили на хлеб и вино.
И стояла их церковь
Такая,
Что словно приснилась.
И звонила она,
Будто их отпевала навзрыд,
И запретную песню
Про страшную царскую милость
Пели в тайных местах
По широкой Руси
Гусляры.
1938
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.