Но какая гадость чиновничий язык! Исходя из того положения... с одной стороны... с другой же стороны — и все это без всякой надобности. «Тем не менее» и «по мере того» чиновники сочинили
во что тебе это всё выльется, моя хорошая
будешь выковыривать из грязи слёзы мёрзлые
да в подол собирать рваный, зловонный
будешь землю зубами крошить. из прошлого
видишь как страхи по хребту твоему ползают
я смеюсь над тем, как ты бьёшься в агонии.
вместо глаз – провалы в черепе, щёки сгнили
ты четыре года под пытками лютыми испытала
все муки адовы, под ногтями твоими иглы ржавые
ступни цепью обмотаны и откуда черпаешь силы
чтобы не я убивала тебя, а ты ложилась пеленою алой
изливалась в нутро моё неизлечимой отравою
что ты пялишься и ластишься, дурочка бешеная
что ты в горло вцепилась и целоваться лезешь со слЮнями
ты же мёртвая, на костях человечьих пасочки-холмики
ну же, милая, не верь моим откровениям, утешь меня
три коробки наври, что не всем жить юными
только самые лучшие попадут в твои кинохроники
так раздень меня догола, переспи со мной - ночь без глаз
не осудит никто, у тебя не бывает свидетелей
твои иглы в ногтях пусть вопьются в меня, всё равно
я успею войти в твоё обнажённое тело и Вас
и меня не станет. уходя разве этого мы хотели
перестать быть сюжетом эпизодической роли в кино.
Здесь когда-то ты жила, старшеклассницей была,
А сравнительно недавно своевольно умерла.
Как, наверное, должна скверно тикать тишина,
Если женщине-красавице жизнь стала не мила.
Уроженец здешних мест, средних лет, таков, как есть,
Ради холода спинного навещаю твой подъезд.
Что ли роз на все возьму, на кладбище отвезу,
Уроню, как это водится, нетрезвую слезу...
Я ль не лез в окно к тебе из ревности, по злобе
По гремучей водосточной к небу задранной трубе?
Хорошо быть молодым, молодым и пьяным в дым —
Четверть века, четверть века зряшным подвигам моим!
Голосом, разрезом глаз с толку сбит в толпе не раз,
Я всегда обознавался, не ошибся лишь сейчас,
Не ослышался — мертва. Пошла кругом голова.
Не любила меня отроду, но ты была жива.
Кто б на ножки поднялся, в дно головкой уперся,
Поднатужился, чтоб разом смерть была, да вышла вся!
Воскресать так воскресать! Встали в рост отец и мать.
Друг Сопровский оживает, подбивает выпивать.
Мы «андроповки» берем, что-то первая колом —
Комом в горле, слуцким слогом да частушечным стихом.
Так от радости пьяны, гибелью опалены,
В черно-белой кинохронике вертаются с войны.
Нарастает стук колес, и душа идет вразнос.
На вокзале марш играют — слепнет музыка от слез.
Вот и ты — одна из них. Мельком видишь нас двоих,
Кратко на фиг посылаешь обожателей своих.
Вижу я сквозь толчею тебя прежнюю, ничью,
Уходящую безмолвно прямо в молодость твою.
Ну, иди себе, иди. Все плохое позади.
И отныне, надо думать, хорошее впереди.
Как в былые времена, встань у школьного окна.
Имя, девичью фамилию выговорит тишина.
1997
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.