Николай Львович лежал на скамейке, рядом в ногах лежало его сознание, а правый бок придавило какое-то соседнее тело, иногда прижимавшее Николая настолько близко к спинке скамейки, что скамейка местами волновалась о переизбытке массы нагрузки на деревянный позвоночник. На пальцах обеих ног у Николая присутствовали грязные ногти и остатки значительно очерствевших носок, сквозь которые ногти и дали удивительную поросль. На палец одного из такого пальца присела пошевелить крыльями бабочка павлиний глаз, чем вызвала пробуждение Львовича. Львович открыл глаза и более сильно ощутил давление сбоку. Он повернул взгляд, чтобы лучше рассмотреть представителя телесного контакта.
Давление сбоку начало принимать вынужденные очертания и минут через пятнадцать сформировалось в неправильных форм жизнь. Жизнь выглядела немного одутловатой дамой пенсионного возраста и проседью. Из одежды на ней присутствовала полинявшая, потрёпанная временем ночнушка, голову венчал гротесковый чепчик для принятия ночных снов.
Николай ещё раз предпринял попытку выбраться из-под тёплого дрожжевого жизненного бока, но бок навис лермонтовским утёсом и более прочно придавил Львовича к покоцанным рейкам с надписью, изречённой местными вандалами: «в жизни смысла нет, Цой жив».
Автор знает, что дама в ночнушке – жизнь, Львович на тот момент не осознавал, поэтому, не моргнув одним глазом, деликатно и слегка нервничая от придавленного бока, спросил:
- Вы кто будете? – Вопрос Николая выполз из-под навалившихся обстоятельств и прозвучал едва заметным дуновением.
Ночнушка всколыхнулась несколькими волнами и растянулась до 88-го размера, но проявила разум, в ней находившийся, который невнятно, подобно мятной жвачке, размазал в воздухе ответ:
- Я жизнь, – дама засмущалась собой, - без меня жизни нет.
- Хорошо сказано, - Николай попытался сделать подкоп в рыхлой мякоти, но руки почему-то возделись вверх и застряли в чепчике для снов.
- Напрасные усилия, теперь ты мой, - жизнь незаметными порциями заполняла Николаево существо и он почувствовал жизненную мякоть в каждом органе и даже подмышками.
- У меня есть жизнь, я ЖИВОЙ! – от крика жизнь остолбенела, но только на шесть минут, больше нельзя, потому что в мозгу происходят необратимые последствия. За это время Львовичу удалось воззвать о помощи, но в наше время граждане предпочитают вспоминать изречение, что спасение – дело рук самих утопающих.
- У тебя нет шансов на меня, - чепчик упал с головы жизни на лицо Львовича и стянул его дыхание. Он выпучил глаза, они тут же начали плавиться в горячем жизненном теле.
- Да в соседней квартире Серафима отошла, а я осталась, не приняли меня там. Бабка бездетная, не пристроила в детей своих, ибо нет их, вот как неприкаянная, блуждаю в парке, а тут ты спишь, тёплый и бабочка на пальце, - жизнь, мило улыбнувшись, влилась всем естеством в открытый от ужаса рот Николая Львовича и заклокотала там фибрами, вспучивая и без того пивной живот своего нового владельца.
На следующее утро случайные прохожие увидели на скамейке два небольших свёртка, которые оказались грудными младенцами – мальчик и девочка, а рядом записка: «Жизнь распорядилась так, чтобы назвать этих детей Колей и Серафимой».
И праведник шел за посланником Бога,
Огромный и светлый, по черной горе.
Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь еще посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила.
Взглянула - и, скованы смертною болью,
Глаза ее больше смотреть не могли;
И сделалось тело прозрачною солью,
И быстрые ноги к земле приросли.
Кто женщину эту оплакивать будет?
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце мое никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.