Когда я говорил, мне казалось...
Когда ты говорил, мне хотелось слушать.
Подумаешь, невидаль, экая малость —
тобою себя наполнять — через кожу, ноздри и уши.
Так, наверное, девственник выбирает первопричину,
чтобы потом мастурбировать, вспоминая неловкие ласки.
Я тебя выбирал — не как женщину, не как мужчину,
а как Бога, носящего странные, глупые маски.
Когда я уходил, мне казалось...
Когда ты уходил, мне хотелось в пéтлю.
Но первой в петле задыхалась жалость —
я сжигал её, и разбрасывал щедро, горстями — ветру.
Так, наверное, сходят с ума от скуки,
вымеряя себя самого — от окна до порога.
Я не помню тебя. Только помнят и ищут руки,
натыкаясь повсюду... на странные, глупые маски Бога.
Боясь расплескать, проношу головную боль
в сером свете зимнего полдня вдоль
оловянной реки, уносящей грязь к океану,
разделившему нас с тем размахом, который глаз
убеждает в мелочных свойствах масс.
Как заметил гном великану.
В на попа поставленном царстве, где мощь крупиц
выражается дробью подметок и взглядом ниц,
испытующим прочность гравия в Новом Свете,
все, что помнит твердое тело pro
vita sua - чужого бедра тепло
да сухой букет на буфете.
Автостадо гремит; и глотает свой кислород,
схожий с локтем на вкус, углекислый рот;
свет лежит на зрачке, точно пыль на свечном огарке.
Голова болит, голова болит.
Ветер волосы шевелит
на больной голове моей в буром парке.
1974
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.