Ворсистые катышки облаков суетливо отрывались с разорванной в лохмотья кофты, ложились вниз. Они думали, что внизу тоже есть кофта, от которой можно оторваться, потом опять лечь вниз. Внизу шёл Степан Застилайнин, наступал на лужи, от них разбегались брызги. Глаза Степана смотрели в разные стороны. Левый глаз направо, правый – назад, иногда они встречались взглядами. Когда такое случалось, Степан думал, что нужно выпить за встречу.
Один раз Застилайнин шёл, в лужи наступал, ничто не летело вниз – морозно, тонкая корка обтянула впалыё щёки тротуара, лопалась под Застилайниновскими ботинками. Глаз, смотрящий назад, не видел былого великолепия, всё, что позади, расползалось острыми трещинами, протыкало хлипкую мглу. Левый глаз созерцал стекающие за поворот машины, думал, что если Степан свернёт налево, удастся поласкать взглядом силиконизированный пергамент холода.
Застилайнин хотел, чтобы они совпали и одинаково смотрели на одно, по-разному – на другое. Когда он так думал, слева подошла она и сказала:
– Вы сломали холод, сейчас появится тепло, давайте возьмёмся за руки. Степан её не видел, от неожиданности отпрыгнул на проезжую дорогу, хорошо на светофоре все остановились. Она засмеялась, протянула руку, он схватился за тонкие пальцы, обмякшим мешком вывалился под ноги. Она наклонилась над ним встревоженная, заглянула в каждый глаз, они поочерёдно рассмотрели её.
– Пойдёмте гулять по набережной, я Настя, – девушка опять протянула руку. Степан руку не заметил, поднялся, смахивая грязь с куртки.
– Ну, вот ещё – буркнул угрюмо – идите своей дорогой, мадам, из-за вас чуть меня не раздавили. Посмотрел мимо со злостью и понял, что у Насти один глаз сверху смотрит, второй вниз.
– Будем идти вместе, а весь мир вокруг нас! – Настя не обиделась, схватила Степана – поймите, внутренний мир в наших глазах!
– Мы видим одни вещи с других сторон, здесь не может быть совпадений, нам даже в глаза друг другу не посмотреть! – грубо оттолкнул девушку и побежал. Бежать ему было нельзя – вид сзади не тот, что спереди. Он чувствовал – Настя не отставала, с надрывом кричала, глотая ворсистые катышки, плакала.
Бежал Степан долго, дыхание сдавало пустые бутылки, небо густыми сумерками грузно плющило фонарный свет, свет распадался на обугленных мотыльков. Голос девушки давно отстал, увяз в межпотолочных перекрытиях города, разлетелся сгустками вздоха. Внезапно Застилайнин захотел вернуться, ощутить хрупкость тонких пальцев девушки, посмотреть вверх-вниз её глазами.
Внизу нежно и стремительно раскололся звук, хлипкий октябрьский лёд вцепился молочными зубами в ботинок Степана. Лёд смотрел вверх и вниз. Они смотрели друг на друга. Мужчина ощутил в руке хрупкость тонких пальцев. В застывшей ладони ещё были видны капли растаявшей лужи, а в них отражался лёд.
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь или клен стоит ненужный и усталый, в пустое небо устремлен; стоит под тополем скамейка, и, лбом уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушел, он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошел. Он захотел уехать к морю, оно — страдания предел. Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и, утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал. Бежит и видит человека на золотом на берегу.
А это я никак до моря доехать тоже не могу — уснул, качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
