Если бы я был царь, я бы издал закон, что писатель, который употребит слово, значения которого он не может объяснить, лишается права писать и получает сто ударов розог
зимний
московский
простуженный вечер
белою шалью лежит на домах
в окнах рождественских плавятся свечи
и отражаясь горят в зеркалах
луж ледяных
припорошенных снегом
взломанных цепью неровных следов
редких прохожих
я тоже
с разбегу
путь повторяю под стон проводов
меряю стылую землю шагами
и приближаюсь к заветным дверям
словно голодный к тарелке со щами
словно волхвы к Вифлеемским звездам
хлопает белыми крыльями вьюга
крест на плечах моих всё тяжелей
еле тащу
задыхаясь
по кругу
путь продолжая к Голгофе своей
тает звонок в глубине тёплых комнат
и откликается звуком шагов
лёгких
но в эту минуту весомых
слившихся с боем старинных часов
«я не ждала» - парафраз отстранённый
каменным гостем стою пред тобой
ногти впиваются в кожу ладоней
напоминая о том что живой
жестом небрежным к столу приглашённый
словно вступаю в знакомый капкан
безоговорочно и добровольно
делаю шаг в сигаретный туман
мыслей ажурных
гонимых
от страха
сделаться слабым в кольце твоих рук
бывших моими
«навеки»
когда-то
не удержавших предложенных мук
мною – тебе
Коломбина устала
пьесу наигрывать
ангелом хмурым
не умоляла
и не проклинала
перевернула листок партитуры
звон колоколен
протяжный и гулкий
вязнет в холодном
метельном плену
и
оседая в хрустальных бокалах
горечи вкус добавляет вину
запах предательства
приторно сладкий
горло сжимая
мешает вздохнуть
долго натягивать буду перчатки
руки дрожащие
силясь втолкнуть
словно калека ступаю нетвёрдо
болью сердечной печатаю шаг
в слякотной тверди
асфальтово-чёрной
дуло проклятья сжимая в руках
зимний
московский
простуженный вечер
белая
снежная
скатерть стола
медленно плавятся тусклые свечи
зря я пришёл
ты меня не звала
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Пишут мне, что ты, тая тревогу,
Загрустила шибко обо мне,
Что ты часто xодишь на дорогу
В старомодном ветxом шушуне.
И тебе в вечернем синем мраке
Часто видится одно и то ж:
Будто кто-то мне в кабацкой драке
Саданул под сердце финский нож.
Ничего, родная! Успокойся.
Это только тягостная бредь.
Не такой уж горький я пропойца,
Чтоб, тебя не видя, умереть.
я по-прежнему такой же нежный
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
Только ты меня уж на рассвете
Не буди, как восемь лет назад.
Не буди того, что отмечалось,
Не волнуй того, что не сбылось,-
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.
И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет.
Ты одна мне помощь и отрада,
Ты одна мне несказанный свет.
Так забудь же про свою тревогу,
Не грусти так шибко обо мне.
Не xоди так часто на дорогу
В старомодном ветxом шушуне.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
