и не так уж и холодно, и не пестрит от сант,
и незнайкины сантики в лунном мешке не звякнут.
зимний сад на стекле надышал не дыша десант
новогодних валькирий с бутылками яда «вагнер».
оркестровая яма снежинок – медузных жал,
золотистых орехов на лапах мертвецких россыпь…
и текут в пузырёк «отпустить» по краям ножа
прошлогодние блики заката, дерьмо и розы.
пенопластово вспыхнет пена любимых, по
сабленитной верёвке идущих куда-то в тартар –
и осыплется на окосевший за праздник пол
в ожидании мятой метёлки «сегодня-завтра».
и ты выйдешь на снег, и он в щупальца схватит ряст,
и на твой чемоданишко плюнет в сердцах карманник…
нет, не так уж и холодно – даже земной матрац
потихоньку бинты срывает с песочных ранок.
но зачем-то играет в ежа циферблат-опал,
рукоять чемодана льдинкою руки режет...
а в гирлянде, кружась, миссис арктика и ямал
отключают от аппарата любви одежду.
ты выходишь на снег, чище снега, как лихо, наг,
наг, как провод к померкшим лампочкам досоветским –
мимозимний заблудивший архипелаг,
холостая пуля, что не коснётся детства.
зимний сад медуз, орехово-хвойный морг,
оленина в железной банке – как чуда лакмус…
загадать желание.
лечь под махровый мох.
ощутить под подушкой беременный прошлым кактус.
Спать, рождественский гусь,
отвернувшись к стене,
с темнотой на спине,
разжигая, как искорки бус,
свой хрусталик во сне.
Ни волхвов, ни осла,
ни звезды, ни пурги,
что младенца от смерти спасла,
расходясь, как круги
от удара весла.
Расходясь будто нимб
в шумной чаще лесной
к белым платьицам нимф,
и зимой, и весной
разрезать белизной
ленты вздувшихся лимф
за больничной стеной.
Спи, рождественский гусь.
Засыпай поскорей.
Сновидений не трусь
между двух батарей,
между яблок и слив
два крыла расстелив,
головой в сельдерей.
Это песня сверчка
в красном плинтусе тут,
словно пенье большого смычка,
ибо звуки растут,
как сверканье зрачка
сквозь большой институт.
"Спать, рождественский гусь,
потому что боюсь
клюва - возле стены
в облаках простыни,
рядом с плинтусом тут,
где рулады растут,
где я громко пою
эту песню мою".
Нимб пускает круги
наподобье пурги,
друг за другом вослед
за две тысячи лет,
достигая ума,
как двойная зима:
вроде зимних долин
край, где царь - инсулин.
Здесь, в палате шестой,
встав на страшный постой
в белом царстве спрятанных лиц,
ночь белеет ключом
пополам с главврачом
ужас тел от больниц,
облаков - от глазниц,
насекомых - от птиц.
январь 1964
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
