А в это время в будке, притулившейся к забору дома Ламьи, произошли кое-какие метаморфозы. Пес Филька, породы черный терьер, но окраса при этом белого с подпалинами, в качестве охранника обслуживавший несколько домовладений на Кривоглинной улице, вошел в свое жилище и обалдел. Труама натащила с ближайшей помойки барахлишка поцелее и теперь сидела в кресле-качалке с бокалом армянского коньяка, хмуро поглядывая на джойстик от игровой приставки, валявшийся рядом на ковре. Все это добро (кроме коньяка) заметно пованивало, но Труаму, опытного бойца, это нисколько не смущало. Ухватив Фильку за ошейник, она подтащила его поближе, велела лечь и водрузила ему на спину босые ноги. Здоровенный кабанище Филька удивился собственной покладистости, но промолчал.
Пятки приятно утонули в густой шерсти. Труама отхлебнула из бокала, качнулась назад и принялась ворчать.
- А эта морковка глупая думает, будто справилась со мной! Ага, щаз, держи карман шире! И я ей подмети, и я ей прибери, и покрась, и крышу - слышь, псина! - крышу ей перекрой! Разбежалась! Эх, молодняк-наивняк! Небось, воображает, что я тут плачу в уголке, слезки в тряпочку собираю. И не догадывается, мартышка синехвостая, что я еще могу кой-чего! Вот только мобила моя заработает...
Будто услышав и, главное, поняв эти слова, джойстик на ковре вздрогнул, замигал желтой лампочкой и противным детским голосом произнес:
- Звонит папочка. Возьми трубочку. Звонит папочка. Возьми трубочку. Да возьми же, наконец, трубочку, поганка еловая!
- О, наконец-то! - воскликнула Труама и, быстренько сглотнув остатки коньяка, схватила джойстик. Ох, не знала Ламья, что заныкала ее противница чуток Силы в седьмом шейном позвонке. Силы этой аккурат хватает на подзарядку какого-никакого передатчика, а уж по передатчику этому папочка ее Силушку полностью восстановит. Это ж папочка, он и не такое могет.
- Але! - крикнула Труама, поднеся джойстик ко рту. - Але! Прием!
- Ури! Ури! - донеслось из черной прорези.
- Але! Папа! Але! Але!
- Ури, ты меня слышишь, Ури?
Труама потрясла джойстик.
- Да слышу, слышу! У меня проблема! Топливо давай!
- Труама, это ты, негодница? Ты во что опять вляпалась?
- Потом расскажу! Я ей на хвост села, но она ведь тоже не из пансиона благородных девиц!
- Что, Силы подкинуть?
- Да, и побольше! И можно зелеными!
- Ах-ха-хах! Ценю твой юмор! Лови!
Труама прижала джойстик к груди, закрыла глаза и почувствовала, как прибывающая Сила колотит ее крупной дрожью. Филька заскулил и уполз в угол. Труаму трясло, как отбойный молоток, но лицо ее выражало блаженство. По будке распространился запах свежего мазута. Белый черный терьер осмелился приоткрыть один глаз и увидел, что ведьму приподняло над полом, каблуки ее башмаков звонко отщелкнулись, и вниз рванули две струи голубого пламени. Труама пошла на вертикальный взлет.
"Ну, и кто мне возместит убытки?" - подумал Филька, глядя из угла на падающие обугленные доски, которые только что были крышей его уютной будки.
Стремительная светлая точка набрала вторую космическую скорость и, описав широкую, со шлейфом, дугу ринулась в глубокий космос.
- Пять секунд, полет нормальный, - прокомментировал Адьюр, сидя на внешнем кольце Сатурна и догрызая последний сухарик из пачки.
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко... Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.
Тоска! Так день за днем идет в уединеньи!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданая семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы),-
Как оживляется глухая сторона!
Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шопот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
