Однажды Ёж сказал - я уйду, ты надоел.
Было это осенью. Очень поздней осенью. Уже терн прихватило морозом и надежды больше небыло. Тем более что Ёж сказал.
Я взял сигарету и подкурил. Спичками.
- Ну и уходи.
Я так сказал ежу.
И затянулся. И выдохнул.
- Ты неадекватен. И ты - не ты.
Он, Еж, сказал так. И ушел.
Я не смотрел ему в след. Много чести. Я курил. Я - не я, ну и ладно. Очень поздняя осень. Самая последняя сказка для нас всех.
- Ёж?
- Что?
- Так ты ушёл?
- Да.
- Навсегда?
- Да.
- Докури?
- Давай...
Река валяет дурака
и бьет баклуши.
Электростанция разрушена. Река
грохочет вроде ткацкого станка,
чуть-чуть поглуше.
Огромная квартира. Виден
сквозь бывшее фабричное окно
осенний парк, реки бурливый сбитень,
а далее кирпично и красно
от сукновален и шерстобитен.
Здесь прежде шерсть прялась,
сукно валялось,
река впрягалась в дело, распрямясь,
прибавочная стоимость бралась
и прибавлялась.
Она накоплена. Пора иметь
дуб выскобленный, кирпич оттертый,
стекло отмытое, надраенную медь,
и слушать музыку, и чувствовать аортой,
что скоро смерть.
Как только нас тоска последняя прошьет,
век девятнадцатый вернется
и реку вновь впряжет,
закат окно фабричное прожжет,
и на щеках рабочего народца
взойдет заря туберкулеза,
и заскулит ошпаренный щенок,
и запоют станки многоголосо,
и заснует челнок,
и застучат колеса.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.