*
Знак на книге. Пальцы - клювом.
Над жаровней - восклицанья.
Колдовство и бормотанье,
и утеха дурачья.
На стекле у отраженья
взгляд ли птичий, нет лица ли,
нет ли тени у пришельца,
у дверей ли - тень ничья...
Не узнать, не обернуться.
Слово - к ночи. Ночь - седьмая.
Дайте. Вырвите. Сомкните.
Разомкните. На ладонь
поглядите - вот он пальцы
разжимает и сжимает,
жжёт и крутит, жжёт и рвётся...
Поглядите на огонь,
в эти пристальные бельма,
где, змеясь, венцы качает,
где стремительные рыбы
льются, льются в небосвод,
где над медленной волною -
недолёт сутулых чаек
и чудовищ ослеплённых
очарованный исход.
Пальцы - к векам. Так - минуту.
И - в огонь без промедленья
сплав за сплавом, соль за солью,
тень за тенью, всё - туда!
Вот, где - бездна! Вот, где - ужас
бесконечного паденья!
Вот, где - нетопырем чёрным
облетают города!..
*
Колдовства и древних кладов
не ищите там, где шумно,
у томящихся и ждущих,
что-то ищущих гурьбой, -
а ищите у спокойных,
у смешливых и разумных,
потому что у спокойных
всё с собою, всё с собой:
и могилы, и подвалы,
и подземные подходы,
и уродливые тени,
и мышиная возня.
Приоткройте эту дверцу -
и под эти суньтесь своды,
и, лицо плащом скрывая,
заступите в круг огня;
посмотрите прямо в бельма
попрошайки-оборванца -
и задвиньте сразу дверку,
и прижмите на засов...
Только там, у одиноких,
понимают душу танца,
только там приют находят
стаи демонов и сов.
Еще далёко мне до патриарха,
Еще не время, заявляясь в гости,
Пугать подростков выморочным басом:
"Давно ль я на руках тебя носил!"
Но в целом траектория движенья,
Берущего начало у дверей
Роддома имени Грауэрмана,
Сквозь анфиладу прочих помещений,
Которые впотьмах я проходил,
Нашаривая тайный выключатель,
Чтоб светом озарить свое хозяйство,
Становится ясна.
Вот мое детство
Размахивает музыкальной папкой,
В пинг-понг играет отрочество, юность
Витийствует, а молодость моя,
Любимая, как детство, потеряла
Счет легким километрам дивных странствий.
Вот годы, прожитые в четырех
Стенах московского алкоголизма.
Сидели, пили, пели хоровую -
Река, разлука, мать-сыра земля.
Но ты зеваешь: "Мол, у этой песни
Припев какой-то скучный..." - Почему?
Совсем не скучный, он традиционный.
Вдоль вереницы зданий станционных
С дурашливым щенком на поводке
Под зонтиком в пальто демисезонных
Мы вышли наконец к Москва-реке.
Вот здесь и поживем. Совсем пустая
Профессорская дача в шесть окон.
Крапивница, капризно приседая,
Пропархивает наискось балкон.
А завтра из ведра возле колодца
Уже оцепенелая вода
Обрушится к ногам и обернется
Цилиндром изумительного льда.
А послезавтра изгородь, дрова,
Террасу заштрихует дождик частый.
Под старым рукомойником трава
Заляпана зубною пастой.
Нет-нет, да и проглянет синева,
И песня не кончается.
В пpипеве
Мы движемся к суровой переправе.
Смеркается. Сквозит, как на плацу.
Взмывают чайки с оголенной суши.
Живая речь уходит в хрипотцу
Грамзаписи. Щенок развесил уши -
His master’s voice.
Беда не велика.
Поговорим, покурим, выпьем чаю.
Пора ложиться. Мне, наверняка,
Опять приснится хмурая, большая,
Наверное, великая река.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
