Растрезвонила, расшвыряла всё, дрянь-мотовка, и имение, и умения, и н/з. Вот и выстрелила из бумаги твоя винтовка на зигзаге L, чуть-чуть не дойдя до Z. Говорили тебе, халявщица и транжира – будь прижимистей, экономнее, по ночам не таскай из капканов лиловую плесень сыра, не давай под проценты радости, и печаль не расходуй по мелочам.
Ты плевалась буквами, целясь в колоду лиц – мол, куда экономней, не жизнь, а пиратский диск:
конькобежец падучий, не демон и не жена, три минуты звучанья – и вечная тишина.
**
… и дослушалась – до истерик и до гримас, до посылов Георгиев, Петь и святых Францисков – барахлит-то сердечко, дешёвым пиратским диском, за четыре прослушки испорченным, вот-те-рас… А ты смейся, барахтайся в смехе, но по-вертински, перед тем, как с размаху откинуться на матрац. В обожжённом примой горле переродиться тщетно силится феникс, но мёртв его правый глаз.
Угольками падает он – да по пищеводу, и ни ломоть – в горло, и – вечная тошнота.
И кровать дымится застойным больным болотом, недовольным, что влипла девочка, да не та –
не такая, которую можно бы в чёрны дыры засосать, мерзко чавкая, выплюнуть-отрыгнуть – эта вязнет в трясине, не хочет отлипнуть с миром, ей как будто на шею надели пудовы гири, да каменья засунули девоньке прямо в грудь.
И теперь ей – ни соло, ни в хоре повыть в припеве, и ни к Богу, ни к чёрту, ни к мраморной белой деве, - мир сжимается в очень тоненькую полоску, и в ушах – болотно-постельная жижа, что вместо воска не даёт услышать, как диск «форматнули» левый, -
засосало, что на себя даже не чихнуть.
**
Квартира жмётся, щурится, и на корточках сидит над тобою и лампой целует в лоб. Ты слишком долго кончалась, но вот ты кончилась – засохшей печенькой, напитком ликёро-водочным, химреактивом, погасшем в одной из колб.
А дом ждал взрыва, но в нём не случилось взрыва, и дом разочарован – ну что она тут лежит? Такая была кобылка, как гром, строптивая, что рушились плитка, стёкла и стеллажи. А тут вдруг стала зайка, такая паинька, чуть-чуть загрубела, как скифская баба, но лежит! – у квартиры астма, квартира в панике, покойник бы ладно, но что это за бревно?
И только на шее – две точки да три царапинки, на горле – горелое пёрышко, в глотке – ком.
Ни смеха. Ни звука. И стены, наверно, плакали б, глаза вытирая неглаженным потолком.
Но боги рычали в кошке, толкались кактусы, холодные губы люстры роняли мат. Компьютер давился фырчащей пиратской записью. Часы выбивали симфонию номер пять.
…и снилось, что Пётр, смачно сплюнув, сказал: «откажется. На небе такое не слушают. Тчк. Отдай его чёрту – воздастся сердечным гаджетом, с лицензией и гарантией на века».
Только зеркало зеркалу снится,
Тишина тишину сторожит...
Решка
Вместо посвящения
По волнам блуждаю и прячусь в лесу,
Мерещусь на чистой эмали,
Разлуку, наверно, неплохо снесу,
Но встречу с тобою — едва ли.
Лето 1963
1. Предвесенняя элегия
...toi qui m'as consolee. Gerard de Nerval
Меж сосен метель присмирела,
Но, пьяная и без вина,
Там, словно Офелия, пела
Всю ночь нам сама тишина.
А тот, кто мне только казался,
Был с той обручен тишиной,
Простившись, он щедро остался,
Он насмерть остался со мной.
10 марта 1963
Комарово
2. Первое предупреждение
Какое нам в сущности дело,
Что все превращается в прах,
Над сколькими безднами пела
И в скольких жила зеркалах.
Пускай я не сон, не отрада
И меньше всего благодать,
Но, может быть, чаще, чем надо,
Придется тебе вспоминать —
И гул затихающих строчек,
И глаз, что скрывает на дне
Тот ржавый колючий веночек
В тревожной своей тишине.
6 июня 1963
Москва
3. В Зазеркалье
O quae beatam, Diva,
tenes Cyprum et Memphin...
Hor.
Красотка очень молода,
Но не из нашего столетья,
Вдвоем нам не бывать — та, третья,
Нас не оставит никогда.
Ты подвигаешь кресло ей,
Я щедро с ней делюсь цветами...
Что делаем — не знаем сами,
Но с каждым мигом все страшней.
Как вышедшие из тюрьмы,
Мы что-то знаем друг о друге
Ужасное. Мы в адском круге,
А может, это и не мы.
5 июля 1963
Комарово
4. Тринадцать строчек
И наконец ты слово произнес
Не так, как те... что на одно колено —
А так, как тот, кто вырвался из плена
И видит сень священную берез
Сквозь радугу невольных слез.
И вкруг тебя запела тишина,
И чистым солнцем сумрак озарился,
И мир на миг преобразился,
И странно изменился вкус вина.
И даже я, кому убийцей быть
Божественного слова предстояло,
Почти благоговейно замолчала,
Чтоб жизнь благословенную продлить.
8-12 августа 1963
5. Зов
В которую-то из сонат
Тебя я спрячу осторожно.
О! как ты позовешь тревожно,
Непоправимо виноват
В том, что приблизился ко мне
Хотя бы на одно мгновенье...
Твоя мечта — исчезновенье,
Где смерть лишь жертва тишине.
1 июля 1963
6. Ночное посещение
Все ушли, и никто не вернулся.
Не на листопадовом асфальте
Будешь долго ждать.
Мы с тобой в Адажио Вивальди
Встретимся опять.
Снова свечи станут тускло-желты
И закляты сном,
Но смычок не спросит, как вошел ты
В мой полночный дом.
Протекут в немом смертельном стоне
Эти полчаса,
Прочитаешь на моей ладони
Те же чудеса.
И тогда тебя твоя тревога,
Ставшая судьбой,
Уведет от моего порога
В ледяной прибой.
10-13 сентября 1963
Комарово
7. И последнее
Была над нами, как звезда над морем,
Ища лучом девятый смертный вал,
Ты называл ее бедой и горем,
А радостью ни разу не назвал.
Днем перед нами ласточкой кружила,
Улыбкой расцветала на губах,
А ночью ледяной рукой душила
Обоих разом. В разных городах.
И никаким не внемля славословьям,
Перезабыв все прежние грехи,
К бессоннейшим припавши изголовьям,
Бормочет окаянные стихи.
23-25 июля 1963
Вместо послесловия
А там, где сочиняют сны,
Обоим — разных не хватило,
Мы видели один, но сила
Была в нем как приход весны.
1965
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
