Кислород заканчивается. Это значит, что больше не будет реплик,
когда сухое горло лечит ещё более сухое теплом шалфея.
Нас выгребут мусорщики – ооо, они освоили «греблю»
в эпоху холодной войны, в эру водолея,
в период, когда опылённая смертью мебель
уже не помнит, кто смотрел на неё и с какой шеи…
Кислород заканчивается. Пейзаж меняется. Скользят ходули,
разъезжаясь, как муж с женой – наверняка и подальше.
Увы, Снусмумрик,
бегство здесь неуместно.
Бегущий – лучшая мишень для пули
или для фельетона и подобных ему рубрик.
Да ты сам погляди: тут звёзды смотали в улей,
сто звёзд – единым горит…
На их фоне луна выглядит неуместней, чем среди гривен – монгольский тугрик…
В небе не видно комет, но оно говорит: «умри!»
чётче и явственней, чем ты бы мог подумать.
Кислород заканчивается. Рыбы подставляют живот под крест. Задерживают, скоты! –
пока ты похоронишь их всех – немых, вспоминательных, символичных, -
комета выползет. Выведет хвостом на небе: «кре-тин»,
прислонится к невидимым вратам, погладит рукой наличник –
парадный вход готов.
Облаков сатин
обволакивает твою руку, как вежливый пограничник.
Кислород заканчивается.
Жарко.
Комета строит глазки, говорит: komm, komm.
Ты клюёшь на неё – алого червяка в расчленённом небе.
Жизнь собирается слюною под языком.
С языка ничего не срывается. Ощущая предстоящую небыль,
предпочитаешь не думать, что ты искал…
Годы бегут гуськом,
поправляя простреленные кепи.
Кислород заканчивается. Небо вращается над тобой,
оставаясь недвижным. Комета сворачивается клубком, подпирая двери.
Четвёртый заигрывает с охрипшей эпоху назад трубой
для того, чтобы ты не просыпался, чтобы дальше верил,
что кислород заканчивается не поступательной сединой,
а тем, что небо вращается, как пропеллер,
а тем, что тебя прекращает узнавать твоя же мебель,
что вот, просыпаешься – а в квартире жутко, и под окном причитают шарпеи,
как на покойника,
и в предчувствии потопа академическая гребля
не всегда спасает – скорее, заёбывает так, что моментально стареешь,
веришь в чушь.
Мерещатся кометы.
И горло, освобождённое от полубредовых реплик,
хочет сбежать. Только ещё не умеет…
Кислород заканчивается.
Рука немеет.
Лежишь, как лох –
в предчувствии «несчастья».
Лицо зеленей, чем доллар.
Комета разворачивается. Вычёсывает из хвоста блох.
Она хочет летать.
Ей похуй, что там у вас – в Муми-доле.
За примерное поведение
(взвейся жаворонком, сова!)
мне под утро придёт видение,
приведёт за собой слова.
Я в глаза своего безумия,
обернувшись совой, глядел.
Поединок — сова и мумия.
Полнолуния передел.
Прыг из трюма петрова ботика,
по великой равнине прыг,
европейская эта готика,
содрогающий своды крик.
Спеси сбили и дурь повыбили —
начала шелестеть, как рожь.
В нашем погребе в три погибели
не особенно поорёшь.
Содрогает мне душу шелестом
в чёрном бархате баронет,
бродит замком совиным щелистым
полукровкою, полунет.
С Люцифером ценой известною
рассчитался за мадригал,
непорочною звал Инцестою
и к сравнению прибегал
с белладонною, с мандрагорою...
Для затравки у Сатаны
заодно с табуном и сворою
и сравненья припасены...
Баронет и сестрица-мумия
мне с прононсом проговорят:
— Мы пришли на сеанс безумия
содрогаться на задний ряд.
— Вы пришли на сеанс терпения,
чёрный бархат и белена.
Здесь орфической силой пения
немощь ада одолена.
Люциферова периодика,
Там-где-нас-заждались-издат,
типографий подпольных готика.
Но Орфею до фени ад.
Удручённый унылым зрелищем,
как глубинкою гастролёр,
он по аду прошёл на бреющем,
Босха копию приобрёл.
1995
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
