Если бы я был царь, я бы издал закон, что писатель, который употребит слово, значения которого он не может объяснить, лишается права писать и получает сто ударов розог
…эта жизнь мне наверно снится –
поэтому в ней и не спится…
(с)
Затяжное
Приснилось, что сломалась, скрутилась, выросла,
что слишком откровенно слилась с трущобами,
что стала неотъемлемой частью вымысла
и выдохлась совсем от такой учебы. Мне
приснилось, что язык для чего-то нужен и
что я теперь поющая-говорящая.
Приснилось, что дозволено многомужие
и парни продаются в картонных ящиках.
Приснилось, что послали к такой-то осени,
о вежливости вовсе не позаботились.
Приснилось, что забыли, почти что бросили,
в безумно одиноком послесубботии,
как старую, больную и безнадежную,
как рваную перчатку на полке в поезде…
Приснилось, что не вспомнишь и не найдешь меня
под этим небом сладко-молочно-пористым.
Мой поезд к горизонту летел пустынями
со скоростью сто сорок «прощай» в мгновение.
Мне снилось, что мое поместили имя в
словарь с припиской: «Дура обыкновенная».
Мне снилось, что я буква в плохом эпитете,
я слово, что срывается с губ нечаянно,
и вы меня однажды возненавидите
за глупую икраткую в окончании.
Приснилось, что не спится, не рикошетится,
что я уже готова родить пророчество,
что я давно забытая сумасшедшая,
уставшая в кровати всю ночь ворочаться.
Приснилось, что я стала писать верлибрами,
что снова разбудила дурного ящера*.
Приснилось, что я вовсе лишилась выбора…
Приснилась жизнь…как будто бы настоящая…
* "Жизнь в картинках"
_______________________________________
Обернуться бы лентой в чужих волосах…
(с) Мельница
Саре
Эй, родная! Ну как, отпразднуем? Можем выпить на брудершафт…
Поцелуешь такую разную: не желавшую сделать шаг,
перекошенную проблемами, опрокинутую за бОрт?
За любовь. Значит, выпьем левыми. Значит, меньше теперь забот.
Обернуться б… нет, ленты белые нынче, милая, не в чести…
Обернуться б кусочком мела и на стене написать «прости»,
расчертить все дороги знаками, раскрошиться в руках чужих…
Мы, практически одинаково разделившие эту жизнь
и любовь – «на земле» и «нА небе», чтобы боли не причинять.
Я опять сочиняю алиби, чтобы скрыть, что все ночи я
жму на эти цветные клавиши и ломаю карандаши,
я всю жизнь сочиняю, знаешь ли, эти скорченные вирши.
Обернуться бы вкруг оси своей, да схватиться за край Земли –
здесь соловушки голосистые, голозадые короли,
предбессмертная здесь агония, и любовь, как нигде, крепка,
здесь и пишется поспокойнее без ночного депресняка.
Эй, родная, держи мой краешек! Хоть всю Землю себе возьми!
Я опять буду жать на клавиши и придумывать новый мир,
буду ждать, пить вино, жечь свечи и отдирать от ладоней грязь,
буду нашими бредить встречами…
…sorry, кажется, сорвалась...
__________________________________________
Кое-что о любви
Я сплю с ним, постылым и одиноким, тогда, когда время дает добро.
Я сплю на боку, поджимая ноги и пряча сомнения под ребро,
под сердце, под легкие, под подушку. Я сплю с ним, не выдержав слёз и просьб.
Вот если бы блядскую эту душу пинками, хлыстами погнать наружу… а то что-то слякоти развелось.
Я с ней говорю ровно раз в неделю о папе, о маме, о «всё ок’ей»,
о ценах на чай, о погоде в Дели, о новом кольце на её руке.
Я с ней говорю, а в уме считаю секунды…слонов…перелётных птиц…
торговок, приехавших из Китая…снежинки, что тушь размывают, тая при каждом движеньи её ресниц.
Я буду любить чей-то призрак, свято храня его записи у чела.
Я буду с надеждою троекратно шептать его имя по вечерам.
Я буду журавликом из бумаги, мечтающим, ветер поймать в крыла…
Я буду: героем семейной саги, разорванным жителем Нагасаки, маньяком, помешанным на телах.
Я каждый четверг повторяю клятву, пред зеркалом стоя, закрыв глаза.
Опять недопонятой-непонятной останусь, в той клятве не рассказав…
как ночью с подогнутыми ногами…как утром с дрожаньем её ресниц…
с любовью, убитой тремя слогами и хрупким журавликом – оригами, что очень красиво летит, но вниз…
Еще далёко мне до патриарха,
Еще на мне полупочтенный возраст,
Еще меня ругают за глаза
На языке трамвайных перебранок,
В котором нет ни смысла, ни аза:
Такой-сякой! Ну что ж, я извиняюсь,
Но в глубине ничуть не изменяюсь.
Когда подумаешь, чем связан с миром,
То сам себе не веришь: ерунда!
Полночный ключик от чужой квартиры,
Да гривенник серебряный в кармане,
Да целлулоид фильмы воровской.
Я как щенок кидаюсь к телефону
На каждый истерический звонок.
В нем слышно польское: "дзенкую, пане",
Иногородний ласковый упрек
Иль неисполненное обещанье.
Все думаешь, к чему бы приохотиться
Посереди хлопушек и шутих, -
Перекипишь, а там, гляди, останется
Одна сумятица и безработица:
Пожалуйста, прикуривай у них!
То усмехнусь, то робко приосанюсь
И с белорукой тростью выхожу;
Я слушаю сонаты в переулках,
У всех ларьков облизываю губы,
Листаю книги в глыбких подворотнях --
И не живу, и все-таки живу.
Я к воробьям пойду и к репортерам,
Я к уличным фотографам пойду,-
И в пять минут - лопаткой из ведерка -
Я получу свое изображенье
Под конусом лиловой шах-горы.
А иногда пущусь на побегушки
В распаренные душные подвалы,
Где чистые и честные китайцы
Хватают палочками шарики из теста,
Играют в узкие нарезанные карты
И водку пьют, как ласточки с Ян-дзы.
Люблю разъезды скворчащих трамваев,
И астраханскую икру асфальта,
Накрытую соломенной рогожей,
Напоминающей корзинку асти,
И страусовы перья арматуры
В начале стройки ленинских домов.
Вхожу в вертепы чудные музеев,
Где пучатся кащеевы Рембрандты,
Достигнув блеска кордованской кожи,
Дивлюсь рогатым митрам Тициана
И Тинторетто пестрому дивлюсь
За тысячу крикливых попугаев.
И до чего хочу я разыграться,
Разговориться, выговорить правду,
Послать хандру к туману, к бесу, к ляду,
Взять за руку кого-нибудь: будь ласков,
Сказать ему: нам по пути с тобой.
Май - 19 сентября 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.