нарисуй меня акриловой краской,
не пожалей словца:
красивая, нежная, ласковая,
любимая, дура, овца.
Да нет же, всё это ложь, заполошные выдумки толстых тёток.
(с) Сарка моя...
В ногах днем и ночью путаются слова,
и небо, срывая маски, смеется в голос.
Не голод.
Я просто стану на вечность голой,
чтоб ты всем могла сказать: «Я была права!»
Мол, выдохлась девка, вывернулась ужом,
но дальше ползти, увы, не хватило силы.
И, если мне предначертано быть чужой,
я буду.
Царем убийц.
Королем крысиным.
Я буду мертветь и слепнуть, начну неметь,
присяду на миг, и ноги обнимет холод.
Не голод.
Я просто стану, как этот город –
ненужностью, принимающей только смерть.
Как медь.
Или сталь изогнутого кинжала
на белой и накрахмаленной простыне.
Чтоб ты всем могла сказать, будто я сбежала,
сбегу.
Повторяя круг: от меня ко мне.
Хомяк толстозадый, сдохнувший в колесе,
какая-то фибрилляция или что-то
из выдумок этих глупых сварливых теток,
мечтающих не морщиниться, не лысеть,
не пить по утрам «ромашку» и рыбий жир.
Корабль не тонет, значит бежать не надо.
И, чтоб ты могла сказать всем, что Элвис жив,
я лично его достану из недр ада.
…и он мне расскажет, что город рожден бессмертным,
а люди пришли никем и уйдут никем…
...это должно было стать небольшим секретом,
маленьким праздником, записью в дневнике…
Оно, ухмыляясь, смотрит в мое нутро,
мол, как бы туда пробраться и все изгадить.
А я, заглянув однажды в жж Кетро,
теперь буду «вешать» опусы лишь в тетради.
Меня любила врач-нарколог,
Звала к отбою в кабинет.
И фельдшер, синий от наколок,
Во всем держал со мной совет.
Я был работником таланта
С простой гитарой на ремне.
Моя девятая палата
Души не чаяла во мне.
Хоть был я вовсе не политик,
Меня считали головой
И прогрессивный паралитик,
И параноик бытовой.
И самый дохлый кататоник
Вставал по слову моему,
Когда, присев на подоконник,
Я заводил про Колыму.
Мне странный свет оттуда льется:
Февральский снег на языке,
Провал московского колодца,
Халат, и двери на замке.
Студенты, дворники, крестьяне,
Ребята нашего двора
Приказывали: "Пой, Бояне!" –
И я старался на ура.
Мне сестры спирта наливали
И целовали без стыда.
Моих соседей обмывали
И увозили навсегда.
А звезды осени неблизкой
Летели с облачных подвод
Над той больницею люблинской,
Где я лечился целый год.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
