Нарекла сама. У Калгут-реки,
У тиванских стоп гор божественных
Назвала его женихом своим –
И Табити лик улыбался мне.
Ho стоял, как столб, почернев, как тень,
И молчал, как смерть, нареченный мой.
Только кто бы мне восперечить смел,
Светло-солнечной царской дочери?
И венчали нас, алым поясом
Под Тиван-горой туго связанных.
И народ, в кармин разнаряженный,
Нас приветствовал песней свадебной.
Провожали нас в степи синие
На конях рудых с пеньем праздничным.
И застил мне бог взор мой радостный,
Ослепил лучом солнца вечного! –
Не заметила, что глядел он не
На меня одну, цветом венчану,
А косился все за плечo мое...
И что плакала чья-то женщина.
А когда костры разожгли в ночи,
Трепеща как лист, радость скорую
Ожидала я, ложе чистое
Окропляя нам зизифорою.
И потом улар над моим шатром,
Над моей судьбой, скорбно крикнула.
И мой муж вошел. И моя любовь
Перед ним мольбой тихой всхлипнула.
Подошла к нему, опустив глаза,
Чтоб он снял с меня красный пояс мой.
И дрожала вся, как дрожать нельзя.
И пылало все в пелене слепой.
И озноб тупой сотрясал меня,
И от счастья я чуть не плакала,
Вся от нежности обомлевшая...
И с перстов моих мирра капала...
Но стоял он все и не двинулся...
И когда глаза наши встретились, -
Вдруг схватил меня по-звериному
И сдавил мое горло слабое....
И последнее что запомнила -
Как на шее вдруг нитка лопнула
И как по полу покатился мой
Оберег святой, злата гривенка.
А в последний свой миг увидела,
Как убьют тебя, мой возлюбленный.
Как уложат нас рядом парою
И как я одна обниму тебя.
И слеза моя от удушия
И от жалости за судьбу твою
По щеке моей, катясь пламенем,
Разбивалась на сапоге твоем.
За окошком свету мало,
белый снег валит-валит.
Возле Курского вокзала
домик маленький стоит.
За окошком свету нету.
Из-за шторок не идет.
Там печатают поэта —
шесть копеек разворот.
Сторож спит, культурно пьяный,
бригадир не настучит;
на машине иностранной
аккуратно счетчик сбит.
Без напряга, без подлянки
дело верное идет
на Ордынке, на Полянке,
возле Яузских ворот...
Эту книжку в ползарплаты
и нестрашную на вид
в коридорах Госиздата
вам никто не подарит.
Эта книжка ночью поздней,
как сказал один пиит,
под подушкой дышит грозно,
как крамольный динамит.
И за то, что много света
в этой книжке между строк,
два молоденьких поэта
получают первый срок.
Первый срок всегда короткий,
а добавочный — длинней,
там, где рыбой кормят четко,
но без вилок и ножей.
И пока их, как на мине,
далеко заволокло,
пританцовывать вело,
что-то сдвинулось над ними,
в небесах произошло.
За окошком света нету.
Прорубив его в стене,
запрещенного поэта
напечатали в стране.
Против лома нет приема,
и крамольный динамит
без особенного грома
прямо в камере стоит.
Два подельника ужасных,
два бандита — Бог ты мой! —
недолеченных, мосластых
по Шоссе Энтузиастов
возвращаются домой.
И кому все это надо,
и зачем весь этот бред,
не ответит ни Лубянка,
ни Ордынка, ни Полянка,
ни подземный Ленсовет,
как сказал другой поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
