Замешкаюсь перед дверным щелчком,
пережидая холод на спине…
И мина пульсом тикает во мне,
отщелкивая даты. За плечом
в мешке дорожном мудрости печаль,
неполный список - плачется о ком,
надежда неразменным пятаком
и знаний скорбь - неверия печать.
Совьются в петли ловчие пути,
лоб предоставит место для граблЕй,
и взорванных мостов и кораблей
обломки сформируются в «прости»
И каждый раз за рёбрами вопрос,
глупее глупого выдумывать ответ:
зачем искать тропу, которой нет
в душе «наперевес/наперекос»?
Которой нет, и не было, и не…
(Не оглянуться б и не побелеть
Столбом солёным)
...Все дороги – в смерть...
И я иду.
И колокол – по мне.
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь или клен стоит ненужный и усталый, в пустое небо устремлен; стоит под тополем скамейка, и, лбом уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушел, он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошел. Он захотел уехать к морю, оно — страдания предел. Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и, утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал. Бежит и видит человека на золотом на берегу.
А это я никак до моря доехать тоже не могу — уснул, качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.