* * *
Мой лучший друг, как если бы ты был,
Ты дорог мне, как бог, как наважденье,
Пишу тебе из наших Фермопил,
Где, что ни день, за жизнь идёт сраженье.
У нас теперь, в Мурляндии, весна,
Народец вял и бледен, все, кто выжил,
И только ветром полнится казна,
А, кто умней, становится на лыжи.
* * *
Наш царский двор походит на дурдом,
Где о себе не помнят: где ты? кто ты?
Мы разучились жить своим трудом,
И даже зэки в тюрьмах – без работы.
В сетях уклада, сколько не борись,
Проблемы липнут кстати и некстати,
Во столько раз подорожала жизнь,
Что ничего не стоит, в результате.
* * *
Хоть мышеловки вновь дают кредит,
В бесплатный сыр поколебалась вера,
Исчез, как данность, мот и сибарит,
Ни пиршеств больше нет, ни адюльтера.
Весна сечёт то снегом, то дождём,
Нам всё равно, как жить, под тем и этим,
Глобальный апатический синдром,
И если и умрём, то не заметим.
ПИСЬМО ВТОРОЕ
* * *
Мой лучший друг, пускай ты только миф,
Но все другие мне настолько чужды,
Что содрогаюсь я, узрев иных,
И нет честней и крепче нашей дружбы.
Что не писал? Жара не для стихов.
То кур завёл, изведав культ омлета,
То в гидропарк, понюхать шашлыков,
И гидра парка съела это лето.
* * *
Теперь вот осень. Кур пустил под нож.
Случилась драма, что дождя не реже,
Как добрый вождь я был в курятник вхож,
Но кто в вождей поверил, тех и режем.
Мурляндия готовится к зиме.
Так к войнам не готовятся народы.
Тарифы вздёрнут – в сотый раз, заметь –
Высокоаморальные уроды.
* * *
И нищий люд, без ссуды на тепло,
О светлом завтра искренне менжуясь,
В стране, где даже выжить западло,
Вернётся в век времянок и буржуек.
Не испугать мурляндцев и тюрьмой,
Неясно, где теперь без денег лучше,
Здесь, со страной ведя неравный бой,
А, может, там, на зоне, за колючкой.
ПИСЬМО ТРЕТЬЕ
* * *
Небо хмурится. Наверно, грянет буря.
А не буря, так зарядит дождь осенний.
Будет повод, вместе с небом брови хмуря,
У камина выпить рюмку во спасенье.
Проходимцем год прошёл. Хотя об этом
Мне писать тебе – ни радости, ни горя.
Всё равно ты не торопишься с ответом,
Ведь тебя не существует априори.
* * *
Так что буду я, мой друг, предельно краток.
Сталось то, чего представить был не в силе.
Кратковременный мурляндский беспорядок
Повсеместно стал устойчив и стабилен.
Те, кто сверху, крепко держатся друг друга,
Перекрасив под себя всей власти звенья.
И всегдашняя мурляндская разруха
Преподносится теперь как достиженье.
* * *
Кто не с властью, разбегаются в кошмаре,
Против трона нынче нет легионеров.
Снова выборы в Мурляндии в разгаре,
И со всех столбов – глаза миллионеров
Хитро щурятся на нищих идиотов,
Продающих голоса при вялом теле.
Идиоты спорят до седьмого пота,
Будто выбор есть у них на самом деле…
Октябрь. Море поутру
лежит щекой на волнорезе.
Стручки акаций на ветру,
как дождь на кровельном железе,
чечетку выбивают. Луч
светила, вставшего из моря,
скорей пронзителен, чем жгуч;
его пронзительности вторя,
на весла севшие гребцы
глядят на снежные зубцы.
II
Покуда храбрая рука
Зюйд-Веста, о незримых пальцах,
расчесывает облака,
в агавах взрывчатых и пальмах
производя переполох,
свершивший туалет без мыла
пророк, застигнутый врасплох
при сотворении кумира,
свой первый кофе пьет уже
на набережной в неглиже.
III
Потом он прыгает, крестясь,
в прибой, но в схватке рукопашной
он терпит крах. Обзаведясь
в киоске прессою вчерашней,
он размещается в одном
из алюминиевых кресел;
гниют баркасы кверху дном,
дымит на горизонте крейсер,
и сохнут водоросли на
затылке плоском валуна.
IV
Затем он покидает брег.
Он лезет в гору без усилий.
Он возвращается в ковчег
из олеандр и бугенвилей,
настолько сросшийся с горой,
что днище течь дает как будто,
когда сквозь заросли порой
внизу проглядывает бухта;
и стол стоит в ковчеге том,
давно покинутом скотом.
V
Перо. Чернильница. Жара.
И льнет линолеум к подошвам...
И речь бежит из-под пера
не о грядущем, но о прошлом;
затем что автор этих строк,
чьей проницательности беркут
мог позавидовать, пророк,
который нынче опровергнут,
утратив жажду прорицать,
на лире пробует бряцать.
VI
Приехать к морю в несезон,
помимо матерьяльных выгод,
имеет тот еще резон,
что это - временный, но выход
за скобки года, из ворот
тюрьмы. Посмеиваясь криво,
пусть Время взяток не берЈт -
Пространство, друг, сребролюбиво!
Орел двугривенника прав,
четыре времени поправ!
VII
Здесь виноградники с холма
бегут темно-зеленым туком.
Хозяйки белые дома
здесь топят розоватым буком.
Петух вечерний голосит.
Крутя замедленное сальто,
луна разбиться не грозит
о гладь щербатую асфальта:
ее и тьму других светил
залив бы с легкостью вместил.
VIII
Когда так много позади
всего, в особенности - горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
и глубже. Это превосходство -
не слишком радостное. Но
уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
октябрь 1969, Коктебель
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
