Ботинки хлюпают. Осень ближе
ко мне становится. Ей тепло.
На миг покажется, будто дышит
дождём расплавленное стекло
ноябрьских луж. И уже не жалко
прикосновений лимит прожечь
и наспех выдуманной считалкой
распределить теплоту от встреч
с предзимним ветром.
А дома тапки,
имбирный чай, мармелада горсть
и тишина – неприлично падкий
до разговоров глазами гость.
Притихнут, будто смутившись, боги
вещей, отживших свои года,
и тени спин, удаляясь, дрогнут,
и станет призрачным звук тогда.
Умолкнут сиплые половицы,
чужие двери, а сквозняки,
переворачивая страницы,
смолчат, теперь им молчать с руки,
забудут голос часы, пластинки...
Утихнет всё.
Но споткнётся взгляд
о прохудившиеся ботинки –
и боги снова заговорят.
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит.
И только могильщики лихо
Работают. Дело не ждет!
И тихо, так, господи, тихо,
Что слышно, как время идет.
А после она выплывает,
Как труп на весенней реке, —
Но матери сын не узнает,
И внук отвернется в тоске.
И клонятся головы ниже,
Как маятник, ходит луна.
Так вот — над погибшим Парижем
Такая теперь тишина.
5 августа 1940,
Шереметевский Дом
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
