Всякий, кто вместо одного колоса или одного стебля травы сумеет вырастить на
том же поле два, окажет человечеству и своей родине большую услугу, чем все
политики, взятые вместе
Ваша светлость! В самом деле
смерть приходит не с косой,
а с бутылкой, в самом деле
и варёной колбасой.
И в своей дорожной сумке
смерть приносит - спору нет -
две захватанные рюмки
и печёночный паштет.
Так всё время и бывает -
смерть садится у стола,
и бутылку открывает,
и глядится в зеркала.
Но они не отражают
смерти хмурого лица
и за это уважают
все подругу мертвеца
и смеются: "Что вы, что вы!",
поджимая куцый хвост
и поддерживать готовы
идиотский самый тост.
И по этой вот причине,
особливо по утрам,
мы, поддавшися кручине,
очень часто умирам.
Кстати, давно хочу спросить, а почему "ваша светлость"? откуда этот титул? :)
да фиг его знает. Вообще, когда не писалось, сочинял всякий бред рифмованный - ну, чтоб перо не ржавело. Это тоже сочинялось как бред. А потом смотрю - ну, вроде, бред, а вроде и не очень бред. И светлость оставил - куда ж её девать.
класс)
спасиба)
Вот это вот "поджимая куцый хвост" - в унисон моим персональным ощущениям, когда я принимаюсь (увы, все чаще почему-то) на эту тему размышлять :))
Такие дела (с)
Смерти нет ;)
Какое доброе, светлое, позитивное стихо! :)))))))
Ну, какая тема...
Бугога.
Превет!
опять гаврила то гаврила се.бухло.водка.и т.д скукота.но очень тонко и по современному.))))))))))))))))))
Спасибо, у меня ещё много стихов про водку, потому что я её люблю, а про что ещё писать стихи, если не про то что любишь?
это в точку.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся... Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили лезвия.
И все навыворот.
Все как не надо.
Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал;
Плясало дерево.
И детство шло.
Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть.
К нему в упор придвинули скрижали —
Врата, которые не распахнуть.
Еврейские павлины на обивке,
Еврейские скисающие сливки,
Костыль отца и матери чепец —
Все бормотало мне:
— Подлец! Подлец!—
И только ночью, только на подушке
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана в кухне падала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие...
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?
Меня учили: крыша — это крыша.
Груб табурет. Убит подошвой пол,
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
...Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие мое?
Любовь?
Но съеденные вшами косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Родители?
Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Дверь! Настежь дверь!
Качается снаружи
Обглоданная звездами листва,
Дымится месяц посредине лужи,
Грач вопиет, не помнящий родства.
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И все кликушество
Моих отцов,
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья,
Рвущие лицо,—
Все это встало поперек дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
— Отверженный!
Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!—
Я покидаю старую кровать:
— Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!
1930
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.