Попроси молоток достучаться до сердца чужого –
сгоряча разобьёт себе лоб и до ручки дойдёт,
что скрипит на подмокшем листе в рукавицах ежовых,
кровоточа чернильной капелью на тысячу нот.
Вот и кончен февраль. Он подсчитан моим молоточком,
за небесной рекой вместе с месяцем в бездну забит,
он разобран по дням и растащен по медленным ночкам,
уничтожен в четверг, до секунды прожит и забыт.
Это мне ли тебе объяснять, что не надо иного,
что не раз и не два февралём себя день наречёт,
но вот здесь и сейчас всё мне видится снова и снова,
как из раны холма вытекает на снег ручеёк.
Мы к осени пить перестанем,
Освоим гражданскую речь,
И мебель в домах переставим,
Чтоб не было места прилечь.
Над табором галок картавых
Синайская злая гроза,
Но рыбы в подводных кварталах
Закрыть не умеют глаза.
Взлетает оленья приманка
В рассеянный свет неживой,
А сердце на грани припадка
В упряжке любви гужевой.
Пространство сгущается к ночи,
Лежит на ветвях, как слюда.
Но рыб негасимые очи
Глядят из девонского льда,
Как времени грубые звенья
Наощупь срастаются в век.
А мы не имеем забвенья,
Стеная у медленных рек.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
