Я не прошу, это я раньше ещё просила,
Когда платья да ленты в кудрях носила,
Тогда ещё повсеместно не разлилась Хиросима
Внутри меня.
Сейчас вспоминают Аушвиц ли, Освенцим,
Когда и внутри, и под, и над сердцем,
Измеряется в тера и эксагерцах
Его тишина.
Там стучать должно, а оно не особо рвётся,
Бьётся - не бьётся? Прислушиваешься, бьётся.
Слабее бьётся, но ему ведь пока живётся
В когтях войны.
А если бы все так медленно не-до-жили,
Как бы в глаза нам смотрели, как говорили?
Оставили умирать на койке или хлопком бы одним прибили..
А нас любили?
Однажды хоть нас любили?
Глаза закрывали ладошками со спины?
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей.
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе,
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе,
Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
17-28 марта 1931, конец 1935
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
