Темнеет нынче раньше. И всё чаще
Я вижу осень, жаждущую плакать.
То ветер разгуляется ворчащий,
То, раздражая слух, ликует слякоть.
Душа невольно прячется, где тихо,
Сжимается в углу комочком тесным.
В такие вечера приходит прихоть
Сидеть уединённо бессловесным.
И что это я раньше мимо вас ходила?:)
замечание на другом сайте - справедливый упрек)) принимаю его и винюсь))
Да я здесь , собственно, и не живу. Скучновато здесь. Помню Кузен бывало хохму отмочит... жаль, никто его не понимал, пропал. Поэтам общение требуется, а не вывески.
То-то вы на Стихе дообщались до того, что друг дружку перебанили да переигнорили. Один Петроф на сторону поскучать ходит :)
Тёзка, мы оба учавствовали в этом процессе. :)
Но чужих кнопок я не трогаю, у меня на клаве своих много.
Спасибо за маленькое общение, проникся.
Что до Стих.ру, похоже у него судьба такая - полигон для отлова графоманного материала.
Не нужно поминать графоманов всуе - всякий литсайт в той или иной мере является таким полигоном. Стих-ру в его нынешнем виде от них отличается тем, что не имеет ничего общего ни с творчеством, ни с графоманами. Это дешевый форум, на который ходят пособачиться.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Я помню, я стоял перед окном
тяжелого шестого отделенья
и видел парк — не парк, а так, в одном
порядке как бы правильном деревья.
Я видел жизнь на много лет вперед:
как мечется она, себя не зная,
как чаевые, кланяясь, берет.
Как в ящике музыка заказная
сверкает всеми кнопками, игла
у черного шиповика-винила,
поглаживая, стебель напрягла
и выпила; как в ящик обронила
иглою обескровленный бутон
нехитрая механика, защелкав,
как на осколки разлетелся он,
когда-то сотворенный из осколков.
Вот эроса и голоса цена.
Я знал ее, но думал, это фата-
моргана, странный сон, галлюцина-
ция, я думал — виновата
больница, парк не парк в окне моем,
разросшаяся дырочка укола,
таблицы Менделеева прием
трехразовый, намека никакого
на жизнь мою на много лет вперед
я не нашел. И вот она, голуба,
поет и улыбается беззубо
и чаевые, кланяясь, берет.
2
Я вымучил естественное слово,
я научился к тридцати годам
дыханью помещения жилого,
которое потомку передам:
вдохни мой хлеб, «житан» от слова «жито»
с каннабисом от слова «небеса»,
и плоть мою вдохни, в нее зашито
виденье гробовое: с колеса
срывается, по крови ширясь, обод,
из легких вытесняя кислород,
с экрана исчезает фоторобот —
отцовский лоб и материнский рот —
лицо мое. Смеркается. Потомок,
я говорю поплывшим влево ртом:
как мы вдыхали перья незнакомок,
вдохни в своем немыслимом потом
любви моей с пупырышками кожу
и каплями на донышках ключиц,
я образа ее не обезбожу,
я ниц паду, целуя самый ниц.
И я забуду о тебе, потомок.
Солирующий в кадре голос мой,
он только хора древнего обломок
для будущего и охвачен тьмой...
А как же листья? Общим планом — листья,
на улицах ломается комедь,
за ней по кругу с шапкой ходит тристья
и принимает золото за медь.
И если крупным планом взять глазастый
светильник — в крупный план войдет рука,
но тронуть выключателя не даст ей
сокрытое от оптики пока.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.