А она - поэтесса,
обязательно курит,
носит ёжиком стрижку,
толстый шарф на пальто.
И на шуточки плебса
глаз презрительно щурит:
завела бы интрижку,
да не те и не то...
В литкафе - дым белёсый:
сигареты и кофе;
кто с надрывом, кто тише -
декаданс, ренессанс...
На стене - горбоносый
восхитительный профиль,
от пророческих виршей -
гипнотический транс.
В недрах памяти - свечи,
голос боли всё глуше...
И летит мимо слуха
слов чужих конфетти.
Круг пристрастий очерчен:
Век Серебряный, Пушкин...
Где бы взять силы духа,
чтобы встать - и уйти?
С гордым взглядом Эсфири
одиночества птица
искололась о взоры
равнодушных людей...
В гулком гроте квартиры -
тишина...
лишь узором
на стекле стынут лица
нерождённых детей.
Москва бодала местом Лобным,
играючи, не насовсем,
с учётом точным и подробным
педагогических систем.
Москва кормила до отвала
по пионерским лагерям,
с опекою не приставала,
и слово трудное ге-рон-
то-кратия — не знали, зрели,
росли, валяли дурака.
Пройдёшься по сентябрьской прели -
глядишь, придумалась строка.
Непроизвольно, так, от сердца.
Но мир сердечный замутнён
на сутки даденного ксерокса
прикосновением времён.
Опережая на три года
всех неформалов ВКШ,
одну трагедию народа
постигла юная душа.
А нынче что же — руки в брюки,
гуляю, блин, по сентябрю,
ловлю пронзительные звуки
и мысленно благодарю.
1988
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.