Жил – был сапожник РЕмонт ОбувИ
с женой своей смешной толстушкой Туфли.
Трудились дружно в мире и любви, -
он в мастерской, она всегда на кухне.
В семействе ОбувИ дочурка Стелька
ждала любви, манну с небес,
хоть и не раз уже в постельке
ее топтали, путал бес.
Для пущего, наверно, изобилья
ей папа смастерил по пьянке крылья.
Чудак бы РЕмонт, не иначе,
однажды в трудовом усилье
прокладки львице присобачил.
А рядом жил Ботинко Сан-ДалИ,
художник, и жена его Сандалья,
(он скромным был и вечно на мели,
она скандалила, он звал ее Скандалья),
и сын Шнуркиндер в джинсах, в бороде.
Воспитывала в нем поэта
Нирванна Унитазовна Бидэ,
эстетка и поклонница Клозета.
(Шнуркиндер, бытовал упорный слух,
был к Стельке далеко не сух)
Клозет же был не то, чтобы пиит-
но числился философом пикантным,
всегда закрыт, и мысль внутри журчит,
и пахнет дорогим дезодорантом.
В Бидэ влюблен был отставной майор
Сапог Стограммыч Портупицын,
грудь в орденах, в глазах немой укор.
Причина - невозможность подступиться
к предмету вожделенья своего.
Нирванна, лязгая ресницой,
к нулю свела мечты его.
Дождясь, когда майор проспится,
проворковала: - Вы не по нутру
мне. Дам холеного я тела
ДездЕмону Маньякичу Хотелло
отведать поутру.
Нутро ж у ней, как и у всех Нирванн,
солидней было многих ванн,
(Клозет однажды с тяжким стоном
сравнил Нирванну с Гранд Каньоном)
Месье Хотелло был посол.
В пылу сношений с заграницей,
бедняга, как-то не учел,
что рядом бдила зоркой птицей
жена его, мадам послица, -
Хотеллом нынче моют пол.
Однажды Стелька ОбувИ
сказала РЕмонту – Ах бросьте,
папаша, это се ля ви,
и завтра из меня полезут гвозди!
Я под пятою у Ботинко
покорно пролежала целый день, -
теперь изжога, тошнота, мигрень,
корежит спинку, пучит серединку,
и крылья надо сдать в починку,
сплошная, вобщем, пофигень.
И РЕмонт весь в отцовских чувствах,
всех стелек памятуя суть,
ответил ей, вздохнувши грустно,
- Ну что ж, дочурка, в добрый путь!
Мне жаловался нынче Портупицын,
жизнь и ему сготовила подлянку,
его хозяйство прохудиться
успело, обижаются портянки.
Хлебая грязь, бесцеремонно
раззявила подметка лоно.
Тебя он приглашает в гости,
желая заключить союз,
ему нужны любовь и гвозди.
И я, сапожник и француз,
чинивший самому Вольтеру
ботфорт и тапочки Бодлеру,
тебя согласен в пансион отдать
к нему. Там всласть лежать,
давать и брать, и гвоздь рожать
ты будешь без размера.
Узнал я, кстати, от Клозета,
твой друг Шнуркиндер, окаянный,
чудак с пожизненным приветом,
исчез вчера в нутре Нирванны,
она ведь принимала вся и всех.
Иди, лежи, рожай успех!
P. S. Привыкли мы: чуть на порог,
и в душу влезть, не сняв сапог.
Не надо вам искать мораль - итог
Здесь прост расчет, как дважды два:
прокладки и супруге льва
к лицу. А чтобы чувства на погосте
не проросли, как трын-трава,
и крылья не держались чтоб едва,
всегда нужны любовь и ...гвозди.
Подогретый асфальт печёт.
И подстриженный куст стоит.
И ухоженный старичок
отрицает, что он старик.
И волынка мычит на том
(так что не обогнуть) углу;
объясняя зашитым ртом,
что зашили в него иглу.
Пролетает судьба верхом,
вся с иголочки до колёс,
в майке с надписью Go Home
на растерянный твой вопрос.
Раздражённым звенит звонком
на рассеянный твой протест...
Время пепельницы тайком
выносить из питейных мест.
1990
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
