Мне так хочется книгу, сигару и мягкое кресло,
и печального пса - лабрадора, что спит у камина,
а еще, - свадьбы внуков, от правнуков было чтоб тесно,
и веселых друзей, и чтоб в вазе - осенние георгины…
Как лечиться мне, врач? Аспирином с малиной?
А еще очень-очень хочу управлять научиться
самолетом, крутить чтобы петли, воздушным стать асом;
постоять на вершинах Тибета, с Непознанным слиться,
и с Всевышним точить ежедневные лясы.
В чем же хворь моя, лекарь? Неужто нет спасу!
Чтоб за осенью - лето, парным молоком упиваться,
чтоб на солнце лежать среди трав, расцветающих, в поле,
чтоб за шиворот божья коровка рискнула забраться,
облака и Вселенная - дальше; свободы чтоб вволю...
В самом деле, мой знахарь, так сильно я болен?!
А потом среди сосен чтоб в озере чистом
вниз лицом плыть, и было бы мне интересно
крокодила послушать, который со свистом
распечальным летает, и кто крокодилья невеста…
Сколь в остатке сухом, эскулап? Только честно!
Но и это не все. Я хочу океанских соленых
брызг в лицо, и пусть чайки в фиордах тревожно
зарыдают; и пусть Дон Кихот - молодой, и влюбленный -
Тарзан, и лукавый Мюнхгаузен врет пусть безбожно.
Неужели, целитель, я так безнадежен?!
Я хочу пианино оббить птеродактиля шкурой,
и сыграть вместе с Бахом и Моцартом и с «битлами»
колыбельную войнам-штормам; на пленере с натуры
Мону Лизу писать, а модель – молодая красивая мама.
Что же делать мне, док? Запасаться венками?
Мне бы счастья в руке, теплым легким комочком,
лучше - пальчик любимой, родную головку
на плече, чтоб дыхание жарко - на шее, и в мочку
чтоб губами впервые уткнуться неловко…
Доктор, я не готов еще к вечной ночевке!
Жил уже? Или буду? Прощаюсь?
Здороваюсь? То ли – Простите! -
молю, то ли снова рождаюсь...
Доктор, что со мной?! Правду скажите!
Двенадцать лет. Штаны вельвет. Серега Жилин слез с забора и, сквернословя на чем свет, сказал событие. Ах, Лора. Приехала. Цвела сирень. В лицо черемуха дышала. И дольше века длился день. Ах Лора, ты существовала в башке моей давным-давно. Какое сладкое мученье играть в футбол, ходить в кино, но всюду чувствовать движенье иных, неведомых планет, они столкнулись волей бога: с забора Жилин слез Серега, и ты приехала, мой свет.
Кинотеатр: "Пираты двадцатого века". "Буратино" с "Дюшесом". Местная братва у "Соки-Воды" магазина. А вот и я в трико среди ребят - Семеныч, Леха, Дюха - рукой с наколкой "ЛЕБЕДИ" вяло почесываю брюхо. Мне сорок с лихуем. Обилен, ворс на груди моей растет. А вот Сергей Петрович Жилин под ручку с Лорою идет - начальник ЖКО, к примеру, и музработник в детсаду.
Когда мы с Лорой шли по скверу и целовались на ходу, явилось мне виденье это, а через три-четыре дня - гусара, мальчика, поэта - ты, Лора, бросила меня.
Прощай же, детство. То, что было, не повторится никогда. "Нева", что вставлена в перила, не более моя беда. Сперва мычишь: кто эта сука? Но ясноокая печаль сменяет злость, бинтует руку. И ничего уже не жаль.
Так над коробкою трубач с надменной внешностью бродяги, с трубою утонув во мраке, трубит для осени и звезд. И выпуклый бродячий пес ему бездарно подвывает. И дождь мелодию ломает.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
