Мне помнится, ей исполнилось девятнадцать, некруглое, неделящееся число,
Она умела божественно улыбаться, мужчин отправляя в утиль, на погост, на слом.
И в каждом её движении торопливом, кокетливом, безупречном, как ровный круг,
Читалась Эрато, Терпсихора, Клио и прочие музы, вступающие в игру.
Я вырос и стал умнее, серьёзней, выше, хотя в карманах по-прежнему пустота,
Я бросил гулять по холодным столичным крышам и бросил жить по принципу «от винта!»
Я бросил бояться, ныкаться и стесняться, и как-то раз я её повстречал в пути,
И было ей по-прежнему девятнадцать, и я постеснялся даже к ней подойти.
Я жил, растил животик, менял работы, полтинник скоро, полвека ушло в трубу,
Сосед по дому рассказывал анекдоты, начальство мне виделось в белом большом гробу.
Но изредка — раз в два года, а может, реже, я видел на разных обложках — текут года,
И только она остаётся такой же, прежней, и ей девятнадцать: отныне и навсегда.
Когда-нибудь я взойду на ладью Харона, безликого и бессрочного старика,
Я дам ему драхму — не более, драхму ровно, загробную взятку, последний земной откат.
И будут молчать печальные домочадцы, и будет свободна пустая моя душа,
А ей — я уверен — по-прежнему девятнадцать, и снова она божественно хороша.
Неудачник. Поляк и истерик,
Он проводит бессонную ночь,
Долго бреется, пялится в телик
И насилует школьницу-дочь.
В ванной зеркало и отраженье:
Бледный, длинный, трясущийся, взяв
Дамский бабкин на вооруженье,
Собирается делать пиф-паф.
И - осечка случается в ванной.
А какое-то время спустя,
На артистку в Москву эта Анна
Приезжает учиться, дитя.
Сердцеед желторотый, сжимаю
В кулаке огнестрельный сюрприз.
Это символ? Я так понимаю?
Пять? Зарядов? Вы льстите мне, мисс!
А потом появляется Валя,
Через месяц, как Оля ушла.
А с течением времени Галя,
Обронив десять шпилек, пришла.
Расплевался с единственной Людой
И в кромешный шагнул коридор,
Громыхая пустою посудой.
И ушел, и иду до сих пор.
Много нервов и лунного света,
Вздора юного. Тошно мне, бес.
Любо-дорого в зрелые лета
Злиться, пить, не любить поэтесс.
Подбивает иной Мефистофель,
Озираясь на жизненный путь,
С табурета наглядный картофель
По-чапаевски властно смахнуть.
Где? Когда? Из каких подворотен?
На каком перекрестке любви
Сильным ветром задул страх Господен?
Вон она, твоя шляпа, лови!
У кого это самое больше,
Как бишь там, опереточный пан?
Ангел, Аня, исчадие Польши,
Веселит меня твой талисман.
Я родился в год смерти Лолиты,
И написано мне на роду
Раз в году воскрешать деловито
Наши шалости в адском саду.
"Тусклый огнь", шерстяные рейтузы,
Вечный страх, что без стука войдут...
Так и есть - заявляется Муза,
Эта старая блядь тут как тут.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
